Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852-1912)

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - известный русский пи­сатель, автор рассказов и сказок о животных. Кто не знает сказку про храброго зайца, который оказался хвастунишкой, или про Во­робья Воробеича, который озорничает! Заяц трусоват, Кот плутоват, а Воробей - проказник. И все они, как люди, разговаривают, раду­ются, горюют, с ними происходят разные события.

Свои детские сказки Д. Мамин-Сибиряк сначала рассказывал больной дочери Алёнушке. А потом вышел его сборник «Алёнушкины сказки», куда вошла и сказка про Серую Шейку. Это трогательная история об уточке, оставшейся зимовать в холодном, снежном лесу.

Серая Шейка. I

Первый осенний холод, от которого пожелтела трава, при­вёл всех птиц в большую тревогу. Все начали готовиться в далёкий путь, и все имели такой серьёзный, озабоченный вид. Да, нелегко перелететь пространство в несколько тысяч вёрст*... Сколько бедных птиц дорогой выбьется из сил, сколь­ко погибнет от разных случайностей - вообще, было о чём подумать.

Серьёзные большие птицы — лебеди, гуси и утки - со­бирались в дорогу с важным видом, сознавая всю трудность предстоящего подвига; а более всех шумели, суетились и хло­потали маленькие птички - кулички-песочники, кулички- плавунчики, чернозобики, черныши, зуйки. Они давно уж со­бирались стайками и переносились с одного берега на другой по отмелям и болотам с такой быстротой, точно кто бросил горсть гороху. У маленьких птичек была такая большая ра­бота...

Лес стоял тёмный и молчаливый, потому что главные пев­цы улетели, не дожидаясь холода.

-      И куда эта мелочь торопится! — ворчал старый Селе­зень, не любивший себя беспокоить. — В своё время улетим... Не понимаю, о чём тут беспокоиться.

-      Ты всегда был лентяем, поэтому тебе и неприятно смо­треть на чужие хлопоты, - объяснила его жена, старая Утка.

-      Я был лентяем? Ты просто несправедлива ко мне, и боль­ше ничего. Может быть, я побольше всех забочусь, а только не показываю вида. Толку от этого немного, если буду бегать с утра до ночи по берегу, кричать, мешать другим, надоедать всем.

Утка вообще была не совсем довольна своим супругом, а теперь окончательно рассердилась:

-      Ты посмотри на других-то, лентяй! Вон наши соседи, гуси или лебеди, - любо на них посмотреть. Живут душа в душу... Небось, лебедь или гусь не бросит своего гнезда и всегда впе­реди выводка. Да, да... А тебе до детей и дела нет. Только и думаешь о себе, чтобы набить зоб. Лентяй, одним словом... Смотреть-то на тебя даже противно!

-      Не ворчи, старуха... Ведь я ничего не говорю, что у тебя такой неприятный характер. У всякого есть свои недостатки... Я не виноват, что гусь - глупая птица и поэтому нянчится со своим выводком. Вообще моё правило - не вмешиваться в чу­жие дела. Зачем? Пусть всякий живёт по-своему.

Селезень любил серьёзные рассуждения, причём оказы­валось как-то так, что именно он, Селезень, всегда прав, все­гда умён и всегда лучше всех. Утка давно к этому привыкла, а сейчас волновалась по совершенно особенному случаю.

-      Какой ты отец? - накинулась она на мужа. - Отцы за­ботятся о детях, а тебе - хоть трава не расти!..

-      Ты это о Серой Шейке говоришь? Что же я могу поде­лать, если она не может летать? Я не виноват...

Серой Шейкой они называли свою калеку-дочь, у которой было переломлено крыло ещё весной, когда подкралась к выводку Лиса и схватила утёнка. Старая Утка смело бросилась на врага и отбила утёнка; но одно крылышко оказалось сло­манным.

-      Даже и подумать страшно, как мы покинем здесь Серую Шейку одну, - повторяла Утка со слезами. - Все улетят, а она останется одна-одинёшенька. Да, совсем одна... Мы уле­тим на юг, в тепло, а она, бедняжка, здесь будет мёрзнуть... Ведь она наша дочь, и как я её люблю, мою Серую Шейку! Знаешь, старик, останусь-ка я с ней зимовать здесь вместе...

-      А другие дети?

-      Те здоровы, обойдутся и без меня.

Селезень всегда старался замять разговор, когда речь за­ходила о Серой Шейке. Конечно, он тоже любил её, но зачем же напрасно тревожить себя? Ну, останется, ну, замёрзнет, - жаль, конечно, а всё-таки ничего не поделаешь. Наконец, нуж­но смотреть на вегци просто. Селезень про себя жалел жену, но не понимал в полной мере её материнского горя. Уж луч­ше было бы, если бы тогда Лиса совсем съела Серую Шейку, - ведь всё равно она должна погибнуть зимою.

II

Старая Утка, ввиду близившейся разлуки, относилась к дочери-калеке с удвоенной нежностью. Бедная Серая Шейка ещё не знала, что такое разлука и одиночество, и смотрела на сборы других с любопытством новичка. Правда, ей иногда де­лалось завидно, что её братья и сёстры так весело собираются к отлёту, что они будут опять где-то там, далеко, где не быва­ет зимы.

-      Ведь вы весной вернётесь? - спрашивала Серая Шейка у матери.

-      Да, да, вернёмся, моя дорогая... И опять будем жить все вместе.

Для утешения начинавшей задумываться Серой Шейки

мать рассказала ей несколько таких же случаев, когда утки оставались на зиму. Она была лично знакома с двумя такими парами.

- Как-нибудь, милая, перебьёшься, - успокаивала Старая Утка. — Сначала поскучаешь, а потом привыкнешь. Если бы можно было тебя перенести на тёплый ключ, что и зимой не замерзает, - совсем было бы хорошо. Это недалеко отсюда... Впрочем, что же и говорить-то попусту, всё равно нам не пе­ренести тебя туда!

- Я буду всё время думать о вас... - повторяла бедная Серая Шейка. - Всё буду думать; где вы, что делаете, весело ли вам...

Старой Утке нужно было собрать все силы, чтобы не вы­давать своего отчаяния. Она старалась казаться весёлой и пла­кала потихоньку ото всех. Ах, как ей было жаль милой, бед­ненькой Серой Шейки!.. Других детей она теперь почти не замечала и не обращала на них внимания, и ей казалось, что она даже совсем их не любит.

А как быстро летело время... был целый ряд холодных утренников, а от инея пожелтели берёзки и покраснели оси­ны. Вода в реке потемнела, и сама река казалась больше, по­тому что берега оголились, — береговая поросль быстро теря­ла листву. Холодный осенний ветер обрывал засыхавшие лис­тья и уносил их. Небо часто покрывалось тяжёлыми облаками, ронявшими мелкий осенний дождь. Вообще хорошего было мало, и который день уже неслись мимо стаи перелётной птицы...

Первыми тронулись болотные птицы, потому что болота уже начинали промерзать. Дольше всех оставались водопла­вающие. Серую Шейку больше всего огорчал перелёт журав­лей, потому что они так жалобно курлыкали, точно звали её с собой. У неё в первый раз сжалось сердце от какого-то тайно­го предчувствия*, и она долго провожала глазами уносившу­юся в небе журавлиную стаю.

-      Как им, должно быть, хорошо! - думала Серая Шейка.

Лебеди, гуси и утки тоже начинали готовиться к отлёту.

Отдельные гнёзда соединялись в большие стаи. Старые и бы­валые птицы учили молодых. Каждое утро эта молодёжь с весёлым криком делала большие прогулки, чтобы укрепить крылья для далёкого перелёта. Умные вожаки сначала обу­чали отдельные партии, а потом всех вместе. Сколько было крика, молодого веселья и радости...

Одна Серая Шейка не могла принимать участия в этих прогулках и любовалась ими только издали. Что делать, при­ходилось мириться со своей судьбой. Зато как она плавала, как ныряла! Вода для неё составляла всё.

-      Нужно отправляться... пора! - говорили старики вожа­ки. - Что нам здесь ждать?

А время летело, быстро летело... Наступил и роковой* день.

Вся стая сбилась в одну живую кучу на реке. Это было ранним осенним утром, когда вода ещё была покрыта густым туманом. Утиный косяк сбился из трёхсот уток. Слышно было только кряканье главных вожаков.

Старая Утка не спала всю ночь - это была последняя ночь, которую она проводила вместе с Серой Шейкой.

-      Ты держись вон около того берега, где в реку сбегает ключик, - советовала она. - Там вода не замёрзнет целую зиму...

Серая Шейка держалась в стороне от косяка, как чужая... Да, все были так заняты общим отлётом, что на неё никто не обращал внимания. У Старой Утки изболелось всё сердце за бедную Серую Шейку. Несколько раз она решала про себя, * что останется; но как останешься, когда есть другие дети и нужно лететь вместе с косяком?..

-      Ну, трогай! - громко скомандовал главный вожак, и стая поднялась вверх.

Серая Шейка осталась на реке одна и долго провожала глазами улетавший косяк. Сначала все летели одной живой кучей, а потом вытянулись в правильный треугольник и скры­лись.

-      Неужели я совсем одна? - думала Серая Шейка, зали­ваясь слезами. - Уж лучше было бы, если бы тогда Лиса меня съела...

III

Река, на которой осталась Серая Шейка, весело катилась в горах, покрытых густым лесом. Место было глухое, и ника­кого жилья кругом. По утрам вода у берегов начинала замер­зать, а днём тонкий, как стекло, лёд таял.

«Неужели вся река замёрзнет?» - думала Серая Шейка с ужасом.

Скучно ей было одной, и она всё думала про своих уле­тевших братьев и сестёр. Где-то они сейчас? Благополучно ли долетели? Вспоминают ли про неё? Времени было достаточно, чтобы подумать обо всём. Узнала она и одиночество. Река была пуста, и жизнь сохранялась только в лесу, где посвистывали рябчики, прыгали белки и зайцы. Раз со скуки Серая Шейка забралась в лес и страшно перепугалась, когда из-под куста кубарем выкатил Заяц.

-      Ах, как ты меня напугала, глупая! - проговорил Заяц, немного успокоившись. - Душа в пятки ушла... И зачем ты толчёшься здесь? Ведь все утки давно улетели...

-      Я не могу летать: Лиса мне крылышко перекусила, ког­да я была ещё совсем маленькой...

-      Уж эта мне Лиса!.. Нет хуже зверя. Она и до меня давно добирается... Ты берегись её, особенно когда река покроется льдом. Как раз сцапает...

Они познакомились. Заяц был такой же беззащитный, как и Серая Шейка, спасал свою жизнь постоянным бегством.

-      Если бы мне крылья, как птице, так я бы, кажется, ни­кого на свете не боялся!.. У тебя вот хоть и крыльев нет, так зато ты плавать умеешь, а не то возьмёшь и нырнёшь в воду, - говорил он. - А я постоянно дрожу со страху... У меня - кру­гом враги. Летом ещё можно спрятаться куда-нибудь, а зи­мой всё видно.

Скоро выпал и первый снег, а река всё ещё не поддавалась холоду. Всё, что замерзало по ночам, вода разбивала. Борьба шла не на живот, а на смерть. Всего опаснее были ясные, звёзд­ные ночи, когда всё затихало и на реке не было волн. Река точно засыпала, и холод старался сковать её льдом сонную.

Так и случилось. Была тихая-тихая звёздная ночь. Тихо стоял тёмный лес на берегу, точно стража из великанов. Горы казались выше, как это бывает ночью. Высокий месяц обли­вал всё своим трепетным, искрившимся светом. Бурлившая днём горная река присмирела, и к ней тихо-тихо подкрался холод, крепко-крепко обнял гордую, непокорную красавицу и точно прикрыл её зеркальным стеклом.

Серая Шейка была в отчаянии*, потому что не замёрзла только самая середина реки, где образовалась широкая полы­нья*. Свободного места, где можно было плавать, оставалось не больше пятнадцати сажен*.

Огорчение Серой Шейки дошло до последней степени, ког­да на берегу показалась Лиса - это была та самая Лиса, кото­рая переломила ей крыло.

-      А, старая знакомая, здравствуй! - ласково проговорила Лиса, останавливаясь на берегу. - Давненько не видались... Поздравляю с зимой.

-      Уходи, пожалуйста, я совсем не хочу с тобой разгова­ривать, - ответила Серая Шейка.

-      Это за мою-то ласку! Хороша же ты, нечего сказать!.. А впрочем, про меня много лишнего говорят. Сами наделают что- нибудь, а потом на меня и свалят... Пока - до свиданья!

Когда Лиса убралась, приковылял Заяц и сказал:

-          Берегись, Серая Шейка, она опять придёт.

IV

И Серая Шейка тоже начала бояться, как боялся Заяц. Бедная даже не могла любоваться творившимися кругом неё чудесами. Наступила уже настоящая зима! Земля была покры­та белоснежным ковром. Не оставалось ни одного тёмного пятнышка. Даже голые берёзы, ольхи, ивы и рябины убра­лись инеем, точно серебристым пухом. А ели сделались ещё важнее. Они стояли, засыпанные снегом, как будто надели до­рогую тёплую шубу!

Да, чудо хорошо было кругом! А бедная Серая Шейка зна­ла только одно, что эта красота - не для неё, и трепетала при одной мысли, что её полынья вот-вот замёрзнет, и ей некуда будет деться. Лиса действительно пришла через несколько дней, села на берегу и опять заговорила:

-          Соскучилась я по тебе, уточка... Выходи сюда, а не хо­чешь, так я сама к тебе приду... Я не спесива*...

И Лиса принялись осторожно ползти по льду к самой по­лынье. У Серой Шейки за'мерло сердце. Но Лиса не могла по­добраться к самой воде, потому что там лёд был ещё очень тонок. Она положила голову на передние лапки, облизнулась и проговорила:

-      Какая ты глупая, уточка... Вылезай на лёд! А впрочем, до свиданья. Я тороплюсь по своим делам...

Лиса начала приходить каждый день - проведать, не за­стыла ли полынья. Наступившие морозы делали своё дело. От большой полыньи оставалось всего одно окно в сажень вели­чиной. Лёд был крепкий, и Лиса садилась на самом краю. Бед­ная Серая Шейка со страху ныряла в воду, а Лиса сидела и зло посмеивалась над ней:

-      Ничего, ныряй, а я тебя всё равно съем... Выходи лучше сама.

Заяц видел с берега, что проделывала Лиса, и возмущался всем своим заячьим сердцем:

-      Ах, какая бессовестная эта Лиса!.. Какая несчастная эта Серая Шейка! Съест её Лиса...

По всей вероятности, Лиса съела бы Серую Шейку, когда полынья замёрзла бы совсем, но случилось иначе. Заяц всё видел своими собственными косыми глазами.

V

Дело было утром. Заяц выскочил из своего логова* покор­миться и поиграть с другими зайцами. Мороз был здоровый, и зайцы грелись, поколачивая лапку о лапку. Хотя и холод­но, а всё-таки весело.

-      Братцы, берегись! - крикнул кто-то.

Действительно, опасность была на носу. На опушке леса

стоял сгорбленный старичок охотник, который подкрался на лыжах совершенно неслышно и высматривал, которого бы зайца застрелить.

-      Эх, тёплая старухе шуба будет! - соображал он, выбирая самого крупного зайца.

Он даже прицелился из ружья, но зайцы его заметили и кинулись в лес, как сумасшедшие.

-      Ах, лукавцы*! - рассердился старичок. - Вот ужо я вас... Того не понимают, глупые, что нельзя старухе без шубы. Не мёрзнуть же ей... А вы Акйнтича не обманете, сколько ни бе­гайте, Акинтич-то похитрее будет... А старуха Акинтичу вон как наказывала: «Ты смотри, старик, без шубы не приходи!» А вы - бегать...

Старичок пустился разыскивать зайцев по следам, но зай­цы рассыпались по лесу, как горох. Старичок порядком изму­чился, обругал лукавых зайцев и присел на берегу отдохнуть.

-      Эх, старуха, старуха, убежала наша шуба! - думал он вслух. - Ну, вот отдохну и пойду искать другую...

Сидит старичок, горюет, а тут, глядь, - Лиса по реке пол­зёт, - так и ползёт, точно кошка.

-      Ге, вот так штука! - обрадовался старичок. - К стару- хиной-то шубе воротник сам ползёт... Видно, пить захотела, а то, может, и рыбки вздумала половить...

Лиса действительно подползла к самой полынье, в кото­рой плавала Серая Шейка, и улеглась на льду. Стариковские глаза видели плохо и из-за Лисы не замечали утки.

-      Надо так её застрелить, чтобы воротника не испор­тить, - соображал старик, прицеливаясь в Лису. - А вот как старуха будет браниться, если воротник-то в дырьях ока­жется... Тоже своя сноровка* везде надобна, а без снасти и клопа не убьёшь.

Старичок долго прицеливался, выбирая место в будущем воротнике. Наконец грянул выстрел. Сквозь дым от выстрела охотник видел, как что-то метнулось на льду, - и со всех ног кинулся к полынье. По дороге он два раза упал, а когда добе­жал до полыньи, то только развёл руками: воротника как не бывало, а в полынье плавала одна перепуганная Серая Шейка.

-      Вот так штука! - ахнул старичок, разводя руками. — В первый раз вижу, как Лиса в утку обратилась... Ну и хитёр зверь!

-      Дедушка, Лиса убежала, - объяснила Серая Шейка.

-      Убежала! Вот тебе, старуха, и воротник к шубе... Что же я теперь буду делать, а? Ну и грех вышел... А ты, глупая, ₍ зачем тут плаваешь?

-      А я, дедушка, не могла улететь вместе с другими. У меня одно крылышко попорчено...

-      Ах, глупая, глупая!.. Да ведь ты замёрзнешь тут или Лиса тебя съест. Да...

Старичок подумал-подумал, покачал головой и решил:

-      А мы вот что с тобой сделаем: я тебя внучкам унесу. Вот-то обрадуются... А весной ты старухе яичек нанесёшь да утяток выведешь. Так я говорю? Вот то-то, глупая...

Старичок добыл Серую Шейку из полыньи и положил за пазуху.

-      А старухе я ничего не скажу, - соображал он, направ­ляясь домой. - Пусть её шуба с воротником вместе ещё по­гуляет в лесу. Главное - внучки вот как обрадуются...

Зайцы всё это видели и весело смеялись. Ничего, старуха > и без шубы на печке не замёрзнет.

Пейзаж в художественном произведении помогает читателю глубже понять переживания героев, их мысли и чувства.

1.          Прочитай первую и вторую части сказки. Озаглавь их. Рас­скажи, как готовились к отлёту птицы. Найди и прочитай диалог между старым Селезнем и Уткой. О ком и о чём тревожилась утка- мать? Что отвечал ей отец-селезень? Найди слова, в которых выра­жена забота матери о Серой Шейке, жалость к ней.

2.          Найди в тексте описание осени и зимы. Как называется худо­жественное описание картин природы?