Тема 23. АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН (1799—1837)

Александр Сергеевич Пушкин прожил короткую, но яркую жизнь, оставив не­изгладимый след в истории русской и ми­ровой литературы. Многогранный гений поэта вобрал в себя все предшествующие эпохи литературы и определил дальней­шие пути развития русского искусства.

И мир фольклора, и античность ("Египет­ские ночи”, "Роман о Петров и и”), и сред­невековье ("Борис Годунов”, "Скупой ры­царь”, "Пир во время чумы"), и Возрож­дение ("Каменный гость”, "Анжело”), и эпоха Просвещения ("Моцарт и Сальери”,

"Сцены из Фауста") — все прошлые лики культуры были знакомы и близки поэту, были освоены им в ху­дожественных произведениях. Именем Пушкина озарено даль­нейшее развитие литературы. Многие великие русские поэты и писатели говорили о благотворном влиянии, которое оказали

на них личность и творчество Пушкина. Баратынский, Дельвиг, Вяземский. Рылеев. Веневитинов, Языков были современника­ми и друзьями гения; Лермонтов и Гоголь выросли в восхище­нии им; Тургенев и Гончаров зачарованно стремились к его гар­монии; Достоевский мечтал достигнуть пушкинской высоты в изображении действительности; Толстой под влиянием пушкин­ской прозы уже в своих романах продолжил мотив пушкинской влюбленности в жизнь; Чехов стремился к благородной сдержан­ности, свойственной произведениям великого поэта. Л в начале XX в. Пушкин вернулся в литературу в поэзии А. А. Ахматовой, А. А. Блока. Н. С. Гумилева. Вернее сказать, что он никогда не ухо­дил из литературы и остается по сей день солнцем русской поэзии, мерилом ее красоты и величия.

Судьба Пушкина вобрала в себя множество событий, о которых вы узнаете в старших классах при изучении биографической темы "Жизнь и творчество А. С. Пушкина”, некоторые произведения вы уже читали в 5—7 классах. Теперь же речь пойдет о Пушкине как авторе романтических произведений, созданных в период южной ссылки.

В это время поэт написал ряд стихотворений, проникнутых гражданской романтикой ("Кинжал”). Понятие вольности при­обретает для него личностный смысл, свое положенно он осмыс­ливает как "бегство”, "узничество”, "изгнание” с неизбежным ощущением одиночества и неприкаянности ("Узник”, "Погасло дневное светило", "Я пережил свои желанья”). Эти настроения отразились в южных поэмах ("Цыганы”, "Кавказский пленник”, "Бахчисарайский фонтан”), в которых наиболее полно и ярко во­плотились признаки романтизма как художественного направле­ния в литературе.

В мае 1820 г. А. С. Пушкин за свои вольнолюбивые стихи был отправлен в южную ссылку. Но здесь он не был изолирован от внешнего мира, от друзей. Поэт был окружен дружеской заботой и вниманием. С живым интересом он слушал рассказы о военных походах, о жизни разных народов. Пушкин много путешествовал, много видел. Его увлекла романтическая природа Кавказа. Здесь же, на Кавказе, он включается в философские и политические спо­ры о путях и способах переустройства мира.

Период южной ссылки в жизни Пушкина занимает особое место, потому что здесь формируется романтический метод в его творчестве. Романтизм в России развивался в борьбе и одновре­менно во взаимодействии с классицизмом и сентиментализмом. Произведения этих направлений носили нравоучительный харак­тер, в них создавались образы идеального гражданина, просвещен­ного государственного деятеля. Но высокие гражданские идеалы находились в противоречии с реальной действительностью, с жиз­нью и образом мышления российских дворян. Поэтому писатели- классицисты склонялись к мысли о неисправимости обществен­ных пороков. По их мнению, только личная жизнь, ограниченная домашним кругом, позволяет сохранить чистую совесть. Идея разумного влияния на поведение человека оказалась неосуще­ствимой. Поэтому писатели-сентименталисты главным для своего метода считали изображение чувств человека. Покой, уединение, наслаждение природой, мечтами вот чем должны были утешать­ся герои писателей-сентименталистов. Сентименталисты считали, что человек бессилен хоть в чем-то изменить жизнь в обществе.

Поэма "Цыганы”, созданная в 1824 г., проникнута другими настроениями. Это один из лучших образцов романтического произведения. Главный герой поэмы Алеко — обобщенный образ молодого, европейски образованного поколения XIX в. Это герой байронического типа, наделенный столь острым чувством соб­ственного достоинства, что все законы цивилизованного мира вос­принимает как насилие над человеком. Конфликт с обществом, с которым Алеко связан рождением и воспитанием. такова ис­ходная точка биографии героя. Однако прошлое Алеко в повести не раскрыто. Герой характеризуется в самом общем смысле как "беглец", насильственно изгнанный или добровольно покинувший привычную среду. Превыше всего он ценит свободу и надеется обрести ее в естественной вольной жизни цыганского табора.

Повесть строится на характерном для романтизма противопо­ставлении двух социальных укладов цивилизации и вольной жизни. Критика противоречий цивилизации занимает в произве­дении важное место. Алеко обличает "неволю душных городов”, в которых люди "торгуют волею своей", "главы пред идолами кло­нят и просят денег да цепей”. Образ "цепей” традиционно использо­вался романтиками для характеристики феодального деспотизма и политической реакции. В "Цыганах” он отнесен к современным герою обстоятельствам. Разрыв Алеко с цивилизацией выходит за рамки узколичных проблем и получает глубокое идеологическое обоснование, мотив изгнания в судьбе героя воспринимается как знак его высоких возможностей, его нравственных преимуществ перед цивилизованным обществом.

Изгнанник Алеко появляется в цыганском таборе, жизнь ко­торого автор характеризует метафорами "воля", "нега”, "лень”, "тишина". Это своеобразный рай, в который еще не пришло зло и

Согретый их последним жаром,

И в поле дальнее глядит,

Ночным подернутое паром.

Его молоденькая дочь

Пошла гулять в пустынном поле.

Она привыкла к резвой воле,

Она придет; но вот уж ночь,

И скоро месяц уж покинет Небее далеких облака, —

Земфиры нет как нет; и стынет Убогий ужин старика.

Но вот она. За нею следом По степи юноша спешит;

Цыгану вовсе он не ведом.

"Отец мой, — дева говорит,

Веду я гостя; за курганом Его в пустыне я нашла И в табор на ночь зазвала.

Он хочет быть, как мы, цыганом;

Его преследует закон.

Но я ему подругой буду.

Его зовут Алеко — он Готов идти за мною всюду".

Старик Я рад. Останься до утра Под сенью нашего шатра Или пробудь у нас и доле.

Как ты захочешь. Я готов С тобой делить и хлеб, и кров.

Будь наш — привыкни к нашей доле, Бродящей бедности и воле —

А завтра с утренней зарей В одной телеге мы поедем:

Примись за промысел любой:

Железо куй иль песни пой И села обходи с медведем.

Алеко Я остаюсь.

3 е м ф и р а Он будет мой:

Кто ж от меня его отгонит?

Но поздно... месяц молодой Зашел; поля покрыты мглой,

И в сон меня невольно клонит.

* * *

Светло. Старик тихонько бродит Вокруг безмолвного шатра. "Вставай, Земфира: солнце всходит. Проснись, мой гость! нора, пора!.. Оставьте, дети, ложе неги!..”

И с шумом высыпал народ;

Шатры разобраны; телеги Готовы двинуться в поход.

Все вместе тронулось — и вот Толпа валит в пустых равнинах. Ослы в перекидных корзинах Детей играющих несут;

Мужья и братья, жены, девы,

И стар и млад вослед идут;

Крик, шум, цыганские припевы. Медведя рев, его цепей

Нетерпеливое бряцанье, Лохмотьев ярких пестрота. Детей и старцев нагота,

Собак и лай, и завыванье, Волынки говор, скрип телег,

Все скудно, дико, все нестройно. Но все так живо, неспокойно.

Так чуждо мертвых наших нег. Так чуждо этой жизни праздной. Как песнь рабов однообразной!

* * *

Уныло юноша глядел На опустелую равнину И грусти тайную причину Истолковать себе не смел.

С ним черноокая Земфира,

Теперь он вольный житель мира, И солнце весело над ним Полуденной красою блещет;

Что ж сердце юноши трепещет? Какой заботой он томим?

* * *

Птичка божия не знает Ни заботы, ни труда;

Хлопотливо не свивает Долговечного гнезда;

В долгу ночь на ветке дремлет; Солнце красное взойдет,

Птичка гласу Бога внемлет, Встрепенется и ноет.

За весной, красой природы.

Лето знойное пройдет —

И туман и непогоды Осень поздняя несет:

Людям скучно, людям горе; Птичка в дальние страны,

В теплый край, за сине море Улетает до весны.

* * *

Подобно птичке беззаботной,

И он, изгнанник перелетный,

Гнезда надежного не знал И ни к чему не привыкал.

Ему везде была дорога,

Везде была ночлега сень; Проснувшись поутру, свой день Он отдавал на волю Бога,

И жизни не могла тревога Смутить его сердечну лень.

Его порой волшебной славы Манила дальная звезда; Нежданно роскошь и забавы К нему являлись иногда;

Над одинокой головою И гром нередко грохотал;

Но он беспечно под грозою И в ведро ясное дремал.

И жил, не признавая власти Судьбы коварной и слепой;

Но боже! как играли страсти Его послушною душой!

С каким волнением кипели В его измученной груди!

Давно ль, надолго ль усмирели? Они проснутся: погоди!

Земфира Скажи, мой друг: ты не жалеешь О том, что бросил навсегда?

Алеко Что ж бросил я?

3 е м ф и р а Ты разумеешь:

Людей отчизны, города.

Алеко О чем жалеть?

Когда б ты знала,

Когда бы ты воображала Неволю душных городов!

Там люди, в кучах за оградой, Не дышат утренней прохладой. Ни вешним запахом лугов;

Любви стыдятся, мысли гонят, Торгуют волею своей,

Главы пред идолами клонят И просят денег да цепей.

Что бросил я? Измен волненье, Предрассуждений приговор. Толпы безумное гоненье Или блистательный позор,

3 е м ф и р а Но там огромные палаты,

Там разноцветные ковры,

Там игры, шумные пиры,

Уборы дев там так богаты!..

Алеко Что шум весел и й городск и х?

Где нет любви, там нет веселий.

А девы... Так ты лучше их И без нарядов дорогих,

Без жемчугов, без ожерелий!

Не изменись, мой нежный друг,

А я... одно мое желанье С тобой делить любовь, досуг И добровольное изгнанье!

Старик Ты любишь нас, хоть и рожден Среди богатого народа,

Но не всегда мила свобода Тому, кто к неге приучен.

Меж нами есть одно преданье: Царем когда-то сослан был Полудня житель к нам в изгнанье. (Я прежде знал, но позабыл Его мудреное прозванье.)

Он был уже летами стар.

Но млад и жив душой незлобной; Имел он песен дивный дар.

И голос, шуму вод подобный,

И полюбили все его,

И жил он на брегах Дуная,

Не обижая никого,

Людей рассказами пленяя;

Не разумел он ничего, —

И слаб и робок был, как дети; Чужие люди за него Зверей и рыб ловили в сети;

Как мерзла быстрая река И зимни вихри бушевали. Пушистой кожей покрывали Они святого старика;

Но он к заботам жизни бедной Привыкнуть никогда не мог; Скитался он иссохший, бледный. Он говорил, что гневный бог Его карал за преступленье...

Он ждал: придет ли избавленье.

И все несчастный тосковал.

Бродя по берегам Дуная,

Да горьки слезы проливал.

Свой дальний град воспоминая;

И завещал он, умирая.

Чтобы на юг перенесли Его тоскующие кости,

И смертью — чуждой сей земли Не успокоенные гости!

Алеко Так вот судьба твоих сынов,

О Рим, о громкая держава!.. Певец любви, певец богов,

Скажи мне, что такое слава? Могильный гул, хвалебный глас, Из рода в роды звук бегущий? Или под сенью дымной кущи Цыгана дикого рассказ?

* * *

Прошло два лета. Так же бродят Цыганы мирною толпой;

Везде по-прежнему находят Гостеприимство и покой. Презрев оковы просвещенья, Алеко волен, как они;

Он без забот и сожаленья Ведет кочующие дни.

Все тот же он; семья все та же;

Он, прежних лет не помня даже,

К бытью цыганскому привык.

Он любит их ночлегов сени,

И упоенье вечной лени,

И бедный, звучный их язык. Медведь — беглец родной берлоги, Косматый гость его шатра,

В селеньях, вдоль степной дороги, Близ молдаванского двора Перед толпою осторожной И тяжко пляшет, и ревет,

И цепь докучную грызет;

На посох опершись дорожный. Старик лениво в бубны бьет,

Алеко с пеньем зверя водит, Земфира поселян обходит И дань их вольную берет.

Настанет ночь; они все трое Варят нежатое пшено;

Старик уснул... и все в покое,

В шатре и тихо, и темно.

* * *

Старик на вешнем солнце греет Уж остывающую кровь;

У люльки дочь поет любовь.

Алеко внемлет и бледнеет.

Земфира Старый муж, грозный муж,

Режь меня, жги меня:

Я тверда; не боюсь Ни ножа, ни огня.

Ненавижу тебя,

Презираю тебя;

Я другого люблю,

Умираю любя.

Алеко

Молчи.

Мне пенье надоело,

Я диких несен не люблю.

Земфира Не любишь? Мне какое дело!

Я песню для себя пою.

Режь меня, жги меня;

Не скажу ничего;

Старый муж, грозный муж,

Не узнаешь его.

Он свежее весны.

Жарче летнего дня;

Как он молод и смел!

Как он любит меня!

Как ласкала его Я в ночной тишине!

Как смеялись тогда Мы твоей седине!

Алеко Молчи, Земфира! Я доволен...

Земфира Так понял песню ты мою?

Алеко

Земфира!

Земфира Ты сердиться волен,

Я песню про тебя пою. (Уходит и поет: "Старый муж” и проч.)

Старик Так, помню, помню — песня эта Во время наше сложена.

Уже давно в забаву света Поется меж людей она.

Кочуя на степях Кагула,

Ее, бывало, в зимню ночь Моя певала Мариула,

Перед огнем качая дочь.

В уме моем минувши лета Час от часу темней, темней;

Но заронилась песня эта Глубоко в памяти моей.

Все тихо; ночь.

Луной украшен Лазурный юга небосклон.

Старик Земфирой пробужден:

"О. мой отец! Алеко страшен. Послушай: сквозь тяжелый сон...

Старик Не тронь его.

Храни молчанье.

Слыхал я русское преданье; Теперь, полунощной порой.

У спящего теснит дыханье Домашний дух; перед зарей Уходит он. Сиди со мной.

Земфира Отец мой! Шепчет он: Земфира!

Старик Тебя он ищет и во сне:

Ты для него дороже мира.

Земфира Его любовь постыла мне.

Мне скучно: сердце воли просит — Уж я... Но тише! Слышишь? Он Другое имя произносит...

Старик Чье имя?

3 е м ф и р а Слышишь? Хриплый стон И скрежет ярый!..

Как ужасно!..

Я разбужу его...

Старик

Напрасно,

Ночного духа не гони —

Уйдет и сам...

Земфира Он повернулся.

Привстал, зовет меня... проснулся Иду к нему — прощай, усни.

Алеко Где ты была?

Земфира С отцом сидела.

Какой-то дух тебя томил;

Во сне душа твоя терпела Мученья; ты меня страшил:

Ты, сонный, скрежетал зубами И звал меня.

Алеко Мне снилась ты.

Я видел, будто между нами...

Я видел страшные мечты!

Земфира Не верь лукавым сновиденьям.

Алеко Ах, я не верю ничему:

Ни снам, ни сладким увереньям, Ни даже сердцу твоему.

Старик О чем, безумец молодой,

О чем вздыхаешь ты всечасно? Здесь люди вольны, небо ясно,

И жены славятся красой.

Не плачь: тоска тебя погубит.

Алеко Отец, она меня не любит.

Старик Утешься, друг: она дитя.

Твое унынье безрассудно:

Ты любишь горестно и трудно,

А сердце женское — шутя. Взгляни: под отдаленным сводом Гуляет вольная луна;

эпилог

Волшебной силой песнопенья В туманной памяти моей Так оживляются виденья То светлых, то печальных дней. В стране, где долго, долго брани Ужасный гул не умолкал,

Где повелительные грани Стамбулу русский указал.

Где старый наш орел двуглавый Еще шумит минувшей славой. Встречал я посреди степей Над рубежами древних станов Телеги мирные цыганов. Смиренной вольности детей.

За их ленивыми толпами В пустынях часто я бродил, Простую пищу их делил И засыпал пред их огнями.

В походах медленных любил Их песен радостные гулы —

И долго милой Мариулы Я имя нежное твердил.

Но счастья нет и между вами. Природы бедные сыны!

И под издранными шатрами Живут мучительные сны,

И ваши сени кочевые В пустынях не спаслись от бед,

И всюду страсти роковые,

И от судеб защиты нет.