ДМИТРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ПРИГОВ (р. 1940)

Поэт, драматург, художник, скульптор Д.Пригов родился в Москве. Он является представителем московского литературно­художественного андеграунда, одним из основателей концеп­туализма и постмодернизма в русской литературе. Д. Пригов окончил скульптурное отделение Московского высшего худо­жественно-промышленного училища, возглавлял студенческий театр МГУ, работал архитектором. С 1975 года он — член Союза художников СССР. Работы Пригова-художника выставлены в музеях Москвы, Санкт-Петербурга, Берлина, Чикаго и во многих других зарубежных музеях. В 60 годы и до первой половины 80- х Пригов печатался в самиздате и за границей — во Франции, Германии, США, Великобритании. С1989 года он вступает в Клуб авангардистов (КЛАВА). В годы гласности начинает публико­ваться на родине, издает книги постмодернистских текстов «Слезы геральдической души» (1990), «Пятьдесят капелек крови» (1993), «Явление стиха после его смерти» (1995) и др. В начале 90 годов получает престижную Пушкинскую премию и становится членом Союза писателей СССР. С 1992 года является членом международного PEN-клуба.

«...искусство, конечно же, как всякая социо-культурная дея­тельность совпадает с политикой в ее властных амбициях и стремлениях навязать свое право и исключительность»,— пишет Д. Пригов в статье «Искусство и как бы политика». Дмитрий Александрович Пригов — и настоящие имя, отчество и фамилия поэта, и литературная маска, обозначение персонажа, от имени которого якобы написаны приговские тексты. Реальный Пригов как бы играет в Писателя, передавая своему детищу собственное имя и собственную жизнь — жену, сына, друзей, квартиру в Москве, привычки и вкусы. Цель создания образа Дмитрия Александровича Пригова — снижение образа Поэта-пророка,

Демиурга. Это пародия на роль и амбиции Художника в русской классической и советской литературе. Выбор наименования «лирического героя», включающего и отчество, обыгрывает его официальность, солидность, серьезность. Этот образ символи­зирует нечто начальственное, с комплексом самоуважения, самых разнообразных претензий и амбиций.

Женщина в метро меня лягнула Ну, пихаться — так куда ни шло Здесь же она явно перегнула Палку и все дело перешло В ранг ненужно-личных отношений

Я, естественно, в ответ лягнул Но и тут же попросил прощенья—

Просто я как личность выше был.

Дмитрий Александрович Пригов — это существо, не умеющее логически мыслить, объясняющееся готовыми стереотипами, сверхусредненный, сверхблагонадежный советский человек, не имеющий собственной индивидуальности, собственного языка, старающийся подобрать штампы, клише для любого явления действительности:

Вот избран новый Президент Соединенных Штатов Поруган старый Президент Соединенных Штатов А нам-то что — ну, Президент Ну, Соединенных Штатов А интересно все ж — Президент Соединенных Штатов.

Пригов написал уже около 15 000 подобных стихотворений, а собирается сочинить еще 20 000. Такое множество текстов создается с целью заранее лишить их исключительности, снять с искусства и Поэта ореол особенности и сверхценности.

В 1998 году в Петербурге вышла книга Пригова «Евгений Онегин», где Пушкин интерпретируется как мифологический поп-герой советской литературы. Пригов переписывает «Евгения Онегина» лермонтовским стилем, используя характерные его эпитеты «безумный» и «неземной»:

Безумца уважал Евгений Безумное же сердце в нем Любил безумных дух суждений Безумный толк о том, о сем.

В результате этой художественной перелицовки роман Пуш­кина превращается в монотонную и абсурдную пародию. Многие считают такое обращение с классикой кощунственным. Но, ско­рее это еще один вид постмодернистской игры, цель которой — разрушение массовых стереотипов прочтения текстов художе­ственной литературы, разрушение культа Пушкина, раскре­пощение сознания в целом. «Я так пониманию, что вообще у искусства основная задача, его назначение в этом мире — явить некую со всеми опасностями свободу, абсолютную свободу. Я хотел показать, что есть свобода. Язык — только язык, а не абсо­лютная истина, и, поняв это, мы получим свободу»,— говорит в интервью поэт. Видимо, отсюда и разнообразные языковые игры в текстах Пригова, стилизации под официальную советскую риторику, канцелярский стиль, обиходную речь улицы, различные арго. Многоязычие, многостилие, по мнению Пригова, дает ощущение свободы.

Пригов использует приемы абсурдности, примитивизации, оглупления. Иронический эффект усиливают нарушения смысла, корявость стиля, банальность рифм и другие приметы графо- манства, диссонирующие с высоким пафосом стиха:

Вот бежит он таракан Прячется за баночку Словно шустрый мальчуган Или может девочка.

Образ трепетных детей Он принял кощунственно А на деле он — злодей Грубый и бесчувственный.

Главным объектом пародии становится у Пригова язык литературы соцреализма (лже-реализма). Через язык высмеи­вается государственная идеология и обслуживающая ее «при­дворная» культура. Концептуализм паразитирует на формах изжившей себя соцкультуры, выполняя функции «санитара леса». Это необходимо для спасения культуры, движения вперед. Потому в основе творчества Пригова — социальная напряжен­ность, а не эстетическое гурманство. В его стихах разоблачает не автор, а язык — сам себя. Отсюда — явление «смерти автора», безличность, использование литературной маски, активизация как бы «фольклорных» жанров, например, детской страшилки:

Мальчик, мальчик-грамотей Пионер-отличник Расскажи-ка мне скорей Что со мною станет Он ответил: Ты пойдешь Дяденька мой милый Подскользнешься и попадешь Вот под тот автобус!—

Спасибо, мальчик.

Фрагментарность текстов связана с позицией учительства поэта-гражданина Дмитрия Александровича Пригова. В одних случаях тексты оформляются как своего рода афоризмы, непре­рекаемые утверждения в духе советского официоза:

Вот молодежь ко мне приходит А что я ей могу сказать Учитесь - да уже сказали Женитесь — женятся и так А поженившись — научившись Так это каждый проживет А я скажу ей как злодей:

Живите там, где жить нельзя!—

Вот это жизнь.

В других случаях они оформлены в восточном стиле — с ускользающей, двусмысленной моралью:

В Японии я б был Катулл А в Риме был бы Хоккусаем А вот в России я тот самый Что вот в Японии — Катулл А в Риме - чистым Хоккусаем Был бы.

Пародирование менторства, как характерной черты совет­ской идеологии, обусловлено постмодернистским отрицанием любой формы тотальности, педагогического или любого другого насилия над личностью. Причем поучение — не одноактное действие, а комплексная программа, поэтому и стихов у Дмитрия Александровича Пригова — тысячи: учить необходимо тщатель­но, уроков должно быть много. Д.А. Пригов издал уже свое Собрание сочинений и останавливаться не собирается.

Вопросы и задания

1.                       Как связаны форма и содержание приговских текстов?

2.                       Какие функции выполняет литературная маска автора?

3.                       Какие художественные принципы постмодернизма реализо­ваны в его творчестве?

4.                       Составьте библиографию изданий произведений Д.Пригова и научно-критической литературы о нем. Сделайте сообщение об интерпретации его произведений в критике.

Теория литературы.

Соц-арт — искусство деконструкции (критического прочте­ния) официальной (массовой) советской культуры. Материалом деконструкции становится язык литературы социалистического реализма. Через язык-подделку пародируется государственная идеология и обслуживающая ее массовая культура. Язык лите­ратуры соцреализма в процессе критического прочтения под­вергается примитивизации и абсурдизации. Соц-арт показывает, как можно обратить язык официальной культуры против нее же.

«Родоначальниками» соц-арта стали авторы этого термина Виталий Комар и Александр Меламид. К соц-арту обращались И. Бродский, Митьки, Л. Рубинштейн, Т. Кибиров и многие другие постмодернисты. Тимур Кибиров, представитель литера­турного андеграунда, получил известность благодаря поэмам «Когда Ленин был маленьким» и «Жизнь К.У. Черненко». Исполь­зуя характеристику Ленина, которую дал Уэллс, Кибиров раз­вивает ее, прибегая к фразеологизму просторечного характера:

И кремлевский мечтатель напрасно Вешал на уши злую лапшу.

Ленин в этом контексте оказывается обманщиком-трепачем, обещавшим то, что большевики не осуществили. В духе советской деканонизации написаны «Моя маленькая Лениниана» Венедикта Ерофеева, «Омон Ра» и «Чапаев и Пустота» Виктора Пелевина, «Очередь» Владимира Сорокина и т.д. Эти авторы широко исполь­зуют материал советской культуры, из пародийно переиначенных осколков которого творят собственные тексты.

Главное в искусстве соц-арта — разрушение мифологизи­рованных представлений о жизни, которые внедряла официаль­ная культура, раскрепощение сознания и языка. Тоталитарная эпоха, наконец, кончилась, и должна быть «похоронена». Однако нужно, чтобы люди знали, что именно они хоронят, так как истинный облик эпохи слишком долго был скрыт для них.

Абсурд, абсурдизм (от лат. absurdus — неуместный, нелепый) — отражение действительности, которая в результате кризиса со­ветской идеологии предстает лишенной внутреннего смысла и причинно-следственных связей. Тенденция к абсурдизму — это путь обновления литературного языка, избранный русскими постмодернистами. К абсурду, как к форме экстравагантности, повышенной экспрессивности речи, обращался Андрей Синяв­ский (Абрам Терц). В исповеди Венедикта Ерофеева «Москва- Петушки» — метафизический бунт против абсурда советского общества, в котором воцарился апокалиптический хаос. Всево­лод Некрасов, представитель неофициальной русской культуры, прибегает также к абсурдизму:

Жизнь Прекрасна Так просто Жизнь прекрасна Стихи Некрасова           Все Не так страшно

Жизнь Ужасна Но жить Можно Вроде того что

Не то что можно Но потому что нужно