Самойлов Давид Самуилович (Кауфман) (1920—1990).

Родился в Москве в семье врача. В 1938—1941гг. учился в легендарном ИФЛИ (Институт философии, литературы и искусства). Ушел на фронт добровольцем, где был рядовым бойцом, разведчиком. Главное, что открыла ему война — «ощущение свободы и небоязнь бытия». Его война — не мрачная, тяжелая и страшная, как у друзей по поколению, а «легкая, просторная, светлая, почти веселая свобода», так неожиданно возникшая «посередине» сталинской эпохи.

Начал печататься Самойлов с 1941 года. Однако первая книга стихов вышла только в 1958г. («Ближние страны»). Пока военные впечатления не отстоялись, не уплотнились, поэт не сумел сказать свое неповторимое и непохожее слово о войне. У Самойлова обычно между моментом лирического переживания и моментом творчества проходило довольно значительное время, измеряемое годами. Такая замедленность, хронологический разрыв между впечатлением и его запечатлением характерен больше для XIX века. Самойлов написал мало — как Тютчев и Фет (писал, как подсчитали литературоведы, примерно по строчке в день), но зато почти каждое его стихотворение совершенно, почти каждая строчка афористична: «Упущенных побед немало, /Одержанных побед немного...».

В его шедевре «Сороковые, роковые» — слышно дыхание истории. Стихотворение «Полночь под Ивана Купала» звучит неожиданно жизнеутверждающе, хотя оно о слепой жестокости войны к любящим. У Самойлова свое видение войны. Его солдат хочет быть маркитантом, а не Наполеоном. Пока наполеоны завоевывают мир, маркитанты любят женщин, свободу и прочие радости бытия. Наполеоны несут смерть и рабство, а маркитанты доставляют снедь, питье и другие припасы, несут жизнь («Маркитант»). По контрасту с трагическим историческим событием поэт рисует своего лирического героя просто, буднично, с добрым юмором и всепобеждающим желанием жить: «А это я на полустанке /В своей замурзанной ушанке, /Где звездочка не уставная, /А вырезанная из банки. /Да, это я на белом свете. /Худой, веселый и задорный. /И у меня табак в кисете,/ И у меня мундштук наборный. /И я с девчонкой балагурю,/ И больше нужного хромаю, / И пайку надвое ломаю, /И все на свете понимаю».

При жизни вышло 8 книг стихов Самойлова: «Второй перевал» (1963), «Дни» (1970), «Волна и камень» (1974), «Залив» (1981), двухтомник «Избранные произведения» (1983) и др. Самойлов творчески развивает традиции поэзии первой половины XIX столетия, он «из поздней пушкинской плеяды». Пушкин для него — образец абсолютного вкуса, ориентир поэтический и человеческий, нравственный. В нем воплощено светлое начало жизни. В знаменитом стихотворении Самойлова «Поэт, Пестель и Анна» изображены два противоположных подхода к миру: «непушкинский» (пестелевский) и «пушкинский». Первый предполагает силовое противостояние бытию, второй — творческое вживание в него. Для Самойлова дело Пестеля обречено именно потому, что он неспособен «задохнуться» от весенней красоты Анны потому, что он борется с жизнью, а не живет ею. Пушкин умнее Пестеля, противоречивее и тоньше его. Он полон жизни, открыт ее радостям.

В стихах Самойлова тема памяти и истории, начиная со знаменитого стихотворения «Я зарастаю памятью...», становится господствующей. История для поэта имеет ярко выраженную этическую оценку. Узел его исторических интересов — Петровская эпоха, «там все наши загвоздки»: «Язык еще не обработан,/ Пленяет пышным разворотом/ Звучаний, форм и ударений...» В 70 годы XX века поэзия стала по преимуществу «тихой», медитативной, ушла в исследование нравственности. Стихи Самойлова определяет строй его личности — прежде всего терпимость, сдержанность, умение понять и простить. В духовной природе Самойлова сильно созерцательное начало, которому эстрадные эффекты противопоказаны («С эстрады»). Именно так он и воспринимает природу. Природа в стихах Самойлова проста и естественна, чужда какой-либо изысканности, неистовости, экзотики:

Люблю пейзаж без диких крепостей,

Без сумасшедшей крутизны Кавказа,

Где ясно все, где есть простор для глаза,—

Подобье верных чувств и сдержанных страстей.

(«Начало зимних дней»)

Самойлов поэтизирует мягкие, плавные линии, чистые, неяркие краски подмосковного ландшафта, воздушную свежесть и прохладу эстонских пейзажей («Пярнуские элегии») — одним словом, красоту уравновешенности. Особенно выделяются образы «волны» и «залива», в которых поэта привлекает плавная подвижность и чистота — «А благая прохлада / Пусть течет и течет» («Возвращенье от Анны»). Уравновешенность стиха создается теневыми рифмами («не кареты, а караты»), анаграм- мированием (звуковой комплекс слова «счастье» растворен в стихотворении «Дай выстрадать стихотворенье...»). Поэзию Самойлова отличает легкость языка, особая интонационная естественность. Поэтому он так органично перешел от говорного стиха (с примесью ораторского и песенного начала) к верлибру - стихотворной системе, включающей в себя «генеральную тему времени». У него есть 4 стихотворения под названием «Свободный стих». Для Самойлова верлибр — путь к философскому, наиболее углубленному осмыслению жизни. Верлибр «...в руках настоящего мастера...являет естественную силу речи». У Самойлова предельная свобода метрической организации соединяется с предельной раскованностью мысли.

А когда по естественному закону Время стало означать Схождение под склон,

Я его не возненавидел,

А стал понимать.

В шестидесятые годы Я понимал шестидесятые годы.

И теперь понимаю,

Что происходит И что произойдет Из того, что происходит.

И знаю, что будет со мной,

Когда придет не мое время.

И не страшусь.

Последние годы поэт провел в Пярну (Эстония). Умер он на вечере памяти Бориса Пастернака в Таллинне после того, как произнес взволнованную речь.