Главное меню

  • К списку параграфов

СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЕСЕНИН (1895-1925)



Поэзия Сергея Есенина—это чистый голос народной души, это песня, которую каждый русский считает своей, как песню матери, спетую в детстве раз и навсегда. В казахской поэзии поэтами есенинского склада, с особенно национальным «буйст­вом глаз и половодьем чувств», были, наверно, Магжан Жумабаев и Мукагали Макатаев. К стихам таких поэтов читатель относится как к «письмам, полученным по почте» от самого автора (Ю. Ты­нянов). Стихи Есенина в годы гражданской войны и после нее были рдинаково близки и красным и Hbity, хотя поэт принял Советскую власть и даже по-своему пытался ее прославить. Большое искусство выше политики, потому что соединяет людей, напоминает им о родстве и братстве.

Детство и юность. Первая книга. Сергей Есенин родился в селе Константиново, недалеко от Рязани, в крестьянской зажиточной семье.!Полмира объездил он, но не было для него ничего дороже этой родной земли, ее полей и лесов, ее истории и народа/С гор­достью и вызовом всегда называл он себя крестьянским сыном, крестьянским, рязанским поэтом, и что особенно важно — «последним поэтом деревни»/

Воспитывался Сергей у деда с бабкой, искренне веровавших в Бога, хорошо знавших Библию, народные песни и сказки, предания. Сергей рос смелым, озорным и способным маль­чишкой: в 5 лет научился читать, в 9 лет стал сочинять стихи, очень рано почувствовал поэтическое призвание и никогда не изменял ему. Поэтому после окончания начальной, а потом двух­
годичной учительской школы не стал работать учителем, а уехал в 1912 году в Москву — пробовать свои силы в литературе. Не­смотря на то, что было ему там на первых порах и одиноко и голодно, он продолжает свое образование в народном универси­тете, принимает участие в подпольной революционной работе, много пишет, думая о своей судьбе, вспоминая свою милую Рязанщину. С 1914 года уже начинают появляться в московских журналах его стихотворения. Он знакомится с известными писателями и поэтами—Горьким, Маяковским, Ахматовой, везет свои стихи в Петроград — на суд Александра Блока, который сразу почувствовал талант Есенина и поддержал его. В1916 году уже выходит первый стихотворный сборник рязанского поэта— «Радуница». Литературная известность его стремительно растет.

(Что же так привлекало всех в стихах Есенина, поначалу еще перегруженных малопонятными, диалектными словами и библейской символикой? 

Александр Блок, прослушав их в чтении самого автора, записал:/«стихи свежие, чистые, голосистые^/Действительно, их отличает проникновенная напевность, буйная образность, глубокое чувство любви к Родине и какая-то особенно русская неизбывная тоска от жизни:

Край любимый! Сердцу снятся Скирды солнца в водах лонных.

Я хотел бы затеряться В зеленях твоих стозвонных...

Все встречаю, все приемлю,

Рад и счастлив душу вынуть.

Я пришел на эту землю,

Чтоб скорей ее покинуть.

(1914)

«После стихов, — вспоминал Максим Горький,— невольно подумалось, что Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей», любви ко всему живому в мире и милосердия, которое — более всего иного ф) заслужено человеком».

Есенин и крестьянские поэты. Примерно в одно время с Есе­ниным в литературу входит целая группа своеобразных крестьян­ских поэтов — Н. Клюев, С. Клычков, А. Ширявец, П. Орешин. Факт интересный и значительный. Между ними было немало общего в языке, идеях и темах, все они болели душой за бес­правное крестьянство, пророчили ему великое будущее. Уже шла Первая мировая война, она тяжелым бременем ложилась на плечи народа и вызывала его решительное недовольство. Шатались устои царского самодержавия, в России назревала новая революция, которую активно готовили большевики во главе с Лениным. Но не догадывались еще темные и доверчивые мужики, какая их ожидает тяжелая участь вместе с самым революционным классом—пролетариатом. Пока верили они в то, что революция положит конец войне, даст им в полную собственность землю, сделает их свободными хозяевами на этой земле. Эти ожидания вдохновляли и крестьянских поэтов: революция устроит долгож­данное мужицкое счастье. Вместе с ними верил в это и юный Есенин. Поэтому их стихи воспринимались как голос пробуж­дающегося от рабства народа.

Есенина призывают в армию, он служит санитаром военно­санитарного поезда, несколько раз выезжает на передовую, но после свержения самодержавия в феврале 1917 года, по-види- мому, дезертирует из царской армии, как это делали простые солдаты-крестьяне, бежавшие с фронта в родные деревни. Но Есенин М прежде всего поэт, для которого счастливо совпадают молодость, слава и революция. В1917—1918 годах он пишет цикл маленьких поэм, наполненных восторженньми пророчествами о новой крестьянской жизни («Отчарь», «Певущий зов», «Пришест­вие», «Преображение», «Инония», «Иорданская голубица»). Поэт ощущает себя провозвестником нового словесного искусства и новой воображаемой страны Инонии, крестьянского рая, где наконец-то заживется мужику привольно и сытно, без гнета по­мещиков и церкви — в истинном родстве с людьми и природой. Это означало, что Есенин принимал Октябрьскую революцию 1917 года «с крестьянским уклоном», хотя и готов был считать себя большевиком:

Небо — как колокол,

Месяц — язык,

Мать моя — родина,

Я — большевик...

Братья-миряне,

Вам моя песнь.

Слышу в тумане я Светлую весть.

(«Иорданская голубица»)

«Не тот социализм». Но именно в первые годы после револю­ции, когда идет жестокая гражданская война, в творчестве Есенина наступает трагический перелом, поэзия его окрашивается грустью и отчаянием, предчувствием близкой смерти. Он начи­нает понимать, что идет «не тот социализм», который он ожидал и предсказывал в своих революционных поэмах. Жизнь народа не стала лучше, напротив — страна постепенно превращалась в казарму «военного коммунизма». Город, с его безжалостной поли­тикой большевиков, не просто высасывал все соки из обнищав­шего крестьянства, но и подавлял в нем все живое, духовное, связанное с тысячелетними традициями земледельческого труда, народной культуры и христианства. Есенин-поэт не решился на открытый вызов Советской власти, более того — казнил себя за то, что не понял, как ему казалось, чего-то главного в революции («С того и мучаюсь, что не пойму, куда несет нас рок событий», «Остался в прошлом я одной ногою, стремясь догнать стальную рать»). Но дело было не в этом, не в этих покаяниях. Есенин не политик, а поэт, причем поэт очень чуткий к нуждам и бедам своего народа. Он так и не смог, хотя и старался, перестроиться на новый лад—по требованию партии воспевать то, чего не было в жизни, как это делали, например, Демьян Бедный, отчасти Маяковский, самые чуждые ему поэты-современники. Народную беду Есенин воспринял как свое личное горе. Он топил это горе в вине, в беспорядочной неустроенной личной жизни, называл себя «скандалистом и хулиганом», «горьким пропойцей». Но толь­ко истинная боль за народ, неумение и нежелание идти на компромиссы заставляли его открыто признаваться в стихах: «Приемлю все. Как есть все принимаю. Готов идти по выбитым следам. Отдам всю душу октябрю и маю, но только лиры милой не отдам», т.е. буду на стороне Советской власти, но прославить ее в стихах не смогу. Есенин заблуждался только в одном: не он «отстал» от страны и своего народа, а те «суровые И угрюмые» люди, которые продолжали в России дело Ленина.

Не будем делать из Есенина антисоветского поэта, но главное- то в том и заключается, что в полной мере советским поэтом он так и не стал, хотя искренне пытался. И вот некоторые факты.

Есенинская правда о Советской Руси. Измученный своей неприкаянностью и одиночеством, он разводится со своей второй женой 3. Райх и вступает в брак с известной американской танцов­щицей Айседорой Дункан, которая ни слова не знала по-русски, как и Есенин по-английски; на короткое время сближается с литературной группой имажинистов (образников), с которыми как художник ничего общего не имел. В мае 1922 года Есенин с Дункан вылетают в Германию, посещают многие страны Европы, затем Америку: Дункан выступает с концертами, Есенин с чтением своих стихов, то и дело подчеркивая, что он представи­тель новой Советской России. По возвращении на родину в газете «Известия» он публикует очерки об Америке — «Железный Миргород», в которых, признавая техническую отсталость своей страны, едко критикует капиталистический мир за его бездухов­ность, практицизм, культ денег. «Да, я вернулся не тем, г- признается поэт, —...я разлюбил нищую Россию... я еще больше влюбился в коммунистическое строительство. Пусть я не близок коммунистам как романтик в моих поэмах, — я близок им умом и надеюсь, что буду, быть может, близок и в своем творчестве».

Действительно, заграничное путешествие обновило зрение поэта, заставило более пристально всмотреться в те перемены, которые появились в деревне с приходом Советской власти. И что же он увидел? Какие выводы сделал? До отъезда он оплакивал гибель деревни как разрушение «мира таинственного, древнего», на который наступает город и техника. Вернувшись, он по­чувствовал другое: «Язык сограждан стал мне как чужой. В своей стране я словно иностранец» («Русь Советская»). Это не поэти­ческое преувеличение. В «маленьких поэмах» («Возвращение на родину», «Русь Советская», «Русь уходящая») Есенин не скры­вает горечи старых крестьян от того, что молодежь записывается в комсомол, выбрасывает иконы, что комиссары снимают с церквей кресты. Его собственная сестра вместо Библии читает «пузатый «Капитал» Маркса, работы Энгельса. «Ни при какой погоде, — признается поэт,— я этих книг, конечно, не читал». Крестьянская «оголь» (т. е. беднота) говорит, что ей с Советской властью «по нутрю» (т. е. по душе), да только вот нету ситцу да гвоздей. Мало надо ей от новой власти, но и того не будет. Смешно и грустно от всего от этого. Но есть еще одно обстоятельство, тер­зающее душу поэта—революция сделала его чужим человеком в родном краю, именно она старалась внушить народу, что Есе­нин —певец старой, уходящей навсегда, никому не нужной России:

Советскую я власть виню,

И потому я на нее в обиде,

Что юность светлую мою В борьбе других я не увидел...

(«Русь уходящая»)

Вот так страна!

Какого же рожна

Орал в стихах, что я с народом дружен?

Моя поэзия, здесь больше не нужна,

Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

(«Русь Советская»)

Вот она та правда, без которой нельзя правильно понять ни «большевизм» Есенина, ни его «влюбленности» в коммунисти­ческое строительство», ни его похвальные строки революции и Ленину. Ничто не могло отлучить такого русского поэта, как Есенин, от его родины и народа, не смогло склонить его к твор­ческому самообману — отдать свою «лиру», свою поэзию на верноподданническое служение Советской власти («Октябрю и маю»). Известный критик 20 годов Вяч. Полонский осуждал Есенина за непонимание революции, не замечая того, что поэт самоотверженно противостоял бесчеловечному в ней: «Револю­цию Есенин приветствовал всем пылом души, но ее организован­ный шаг был ему неприятен. Он с восторгом смотрел на Ленина, но Пугачев был ему роднее. Его душе была созвучна безудержь революции, но в последней звенели «сталь и железо», а это отталкивало поэта. Есенин и революция смотрели в разные стороны: она — прочь от деревянной старины; он—в деревянную старину, подернутую голубым туманом».

Да, Есенин разошелся с большевистской революцией, но не потому, что, по словам Полонского, оказался «беспутным поэтом с мятежной душой», а потому, что обманулся в револю­ции, осознал себя «последним поэтом деревни», той деревни, которую как и его самого, ждет неминуемая гибель. Поэтому его последние стихи и поэмы пронизаны мотивами разочарования, прощания с молодостью, любовью и надеждами на новую жизнь.

«Письмо матери». Стихи Есенина 20 годов его современники не случайно сравнивали с письмами читателям — так довери­тельны и правдивы они были. Да и сам поэт многие свои стихот­ворения рассматривал как послания вполне определенным лицам и соответственно называл их: «Письмо матери», «Письмо жен­щине», «Письмо деду», «Письмо сестре», а в некоторых случаях сочинял и воображаемый ответ, например, «Письмо от матери». Среди стихотворений этой формы наиболее проникновенным по содержанию является «Письмо матери» (1924), недаром оно было положено на музыку и стало почти народной песней.

Письмо матери

Ты жива еще, моя старушка?

Жив и я. Привет тебе, привет!

Пусть струится над твоей избушкой


Тот вечерний несказанный свет. Пишут мне, что ты, тая тревогу, Загрустила шибко обо мне,

Что ты часто ходишь на дорогу В старомодном ветхом шушуне.

И тебе в вечернем синем мраке Часто видится одно и то ж:

Будто кто-то мне в кабацкой драке Саданул под сердце финский нож. Ничего, родная! Успокойся.

Это только тягостная бредь.

Не такой уж горький я пропойца, Чтоб, тебя не видя, умереть.

Я по-прежнему такой же нежный И мечтаю только лишь о том,

Чтоб скорее от тоски мятежной Воротиться в низенький наш дом.

Я вернусь, когда раскинет ветви По-весеннему наш белый сад.

Только ты меня уж на рассвете Не буди, как восемь лет назад.

/Не буди того, что отмечталось:Г~'\

^-Н&долнуй ТОГО, 4TQHP rfit-Tirnrt.

Слишком раннюю утрату и усталость Испытать мне в жизни привелось..

И молиться не учи меня. Не надо! СКстарому возврагаЪольшё нет, у Ты одна мне пбШЩьГйТГтраЖа,

Ты одна мне несказанный свет.

Так забудь же про свою тревогу,

Не грусти так шибко обо мне.

Не ходи так часто на дорогу В старомодном ветхом шушуне.

Мать поэта Татьяна Федоровна была простой русской крестьянкой, красивой, работящей. Она хорошо пела, знала много народных песен. Дети, Сергей и две его сестры, унасле­довали от нее этот песенный дар. Сестра Шура вспоминала: «Приезжая в деревню, Сергей очень любил слушать, как пела мать, а мы с сестрой ей подпевали. А то и он запоет с нами. Голос у него был небольшой, но пел он с каким-то своим, особенным чувством.

Песни, которые ему нравились, мы с сестрой напевали и в Москве». Любовь к матери был для Есенина особенно значи­тельна, потому что до 5 лет он воспитывался в семье деда, чувст­вовал себя сиротою. Татьяна Федоровна в свою очередь не чадда души в своем первенце-сыне, постоянно тревожилась о нем, уже взрослом человеке, известном поэте. Именно ей Есенин и посвя­тил одно из лучших своих стихотворений.

«Письмо матери» написано характерным есенинским разме­ром —5-стопным хореем, с перебивами, которые придают ему очень напевное ласковое звучание. И это не случайно, ведь поэт обращается к самому дорогому для себя человеку — матери. Самые сердечные слова обращает он к ней — «моя старушка», «родная», «ты одна мне помощь и отрада, ты одна мне несказан­ный свет». За строчками стихов возникает образ старой матери- крестьянки, душа которой, не переставая, болит за сына, зате­рянного в далеком и опасном городе. Есенин не преувеличивает тревоги своей матери: действительно приходилось ему бывать и в пьяном угаре, и драться, и попадать в милицию, о чем с особой откровенностью рассказал он в сборнике стихов «Москва кабацкая» (1922). Но как бы ни был интимно откровенен поэт, он говорит в своих стихах не просто о себе. Старая мать и беспут­ный, кающийся и страдающий сын — вот, пожалуй, главная тема этого стихотворения, корнями своими уходящего в русские народные песни. И если рассматривать его в ряду есенинской лирики 20 годов, то станет понятно, что за образами матери и сына, за многими иносказаниями стоит трагедия потерянности человека в обществе, страстное желание обрести наконец покой и душевное понимание, родной дом — все то, что всегда необ­ходимо каждому человеку. Трагедия многих людей того времени!

Но вот что особенно трогает в этом стихотворении. Его лири­ческий герой исповедуется, говорит о себе всю правду, как бы она ни была горька. И правда эта не в тяжелых свойствах его характера, а в тяжелых условиях самой действительности:« Слиш­ком раннюю утрату и усталость испытывать мне в жизни приве­лось». Отсюда и возникает его неутолимая «тоска мятежная» — невозможность устроить свою жизнь и судьбу. Но Есенин не был бы Есениным, если бы только жаловался на судьбу и взывал к сочувствию. Нет. Главная трогательно-щемящая нота этого стихотворения—стремление нежно и ласково утешить и успоко­ить свою старушку-мать, сказать о самой большой и единствен­ной любви к ней, «низенькому нашему дому», «белому саду». Вообще—к родине, которая одна только и спасает человека, если он еще хранит в своем сердце память о ней. Матери и родине всегда тяжелее, чем ее сыновьям, и все мы так или иначе виноваты перед ними. Потому вместе с Есениным повторяем и мы в своей душе его вечное заклинание-утешение, обращение к маме: «Так забудь же про свою тревогу, Не грусти так шибко обо мне...» Что может быть печальнее, теплее и сердечнее этих слов? Конечно, только любовь самой матери...

«IIГагат ты моя, Шаганэ...». По-прежнему «тоска мятежная» одолевала поэта. Он пытался спасаться от нее вином, тяжело болел, лечился в клиниках. По-прежнему не сиделось ему на месте, в 1924 году он едет на Кавказ (Тифлис, Баку, Батуми). Прекрасная природа Кавказа, участливое отношение друзей бла­готворно действуют на Есенина. Здесь он, под влиянием великих персидских лириков Хайяма, Саади, Фирдоуси пишет замеча­тельный лирический цикл «Персидские мотивы». В нем, как и во многих стихах, поэмах «Черный человек», «Анна Снегина» (1925), звучит горькая мысль о том, что счастье и жизнь обманули поэта и только милая родина, раздолья Рязанщины на время приглу­шают в душе эту неутихающую боль.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!

Потому , что я с севера, что ли,

Я готов рассказать тебе поле,

Про волнистую рожь при луне.

Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Потому, что я севера, что ли,

Что луна там огромней в сто раз,

Как бы ни был красив Шираз,

Он не лучше рязанских раздолий.

Потому что я с севера, что ли.

Я готов рассказать тебе поле,

Эти волосы взял я у ржи,

Если хочешь, на палец вяжи —

Я нисколько не чувствую боли.

Я готов рассказать тебе поле.

Про волнистую рожь при луне По кудрям ты моим догадайся.

Дорогая, шути, улыбайся,

Не буди только память во мне Про волнистую рожь при луне.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!

Там, на севере, девушка тоже,

На тебя она страшно похожа,

Может, думает обо мне...

Шаганэ ты моя, Шаганэ

Это одно из самых очаровательных стихотворений «Персидс­ких мотивов». О главном настроении цикла можно было бы сказать словами Пушкина» — «печаль моя полна тобой, одной тобою». Есенин так и не побывал в Персии, но в своих стихах «придумал» ее, эту «голубую да веселую страну». Кавказ — это уже Восток, и он стал для Есенина почти Персией *- краем красоты, душевного покоя и поэтического вдохновения. Цикл и начинается с очень важного для него признания: «Улеглась моя былая рана, пьяный бред не гложет сердце мне. Синими цветами Тегерана Я лечу их нынче в чайхане...» Через весь цикл проходит мысль о поисках «желанного удела», возможно, о примирении и взаимопонимании с той действительностью, которая наносила поэту незаживающие раны. Пребывание на Кавказе, в «придуман­ной» Персии, было только краткой передышкой, остановкой на пути, во время которой его никогда не покидали мысли о родине и собственной судьбе.

Стихотворение «Шаганэ ты моя, Шаганэ» покоряет своей музыкальностью, искусностью построения. Каждая строфа начинается и заканчивается одинаковой строчкой, а в сердцевине первой строфы (обратите внимание!) заключены три строчки (2, 3, 4-ая), которые являются началом следующих трех строф, с повтором в конце каждой из них. По особой схеме рифмуются и строки каждого пятистишия: аббаа. Необычен и сам размер — трехстопный анапеСт, поддерживающий впечатление светлого душевного волнения. И действительно, за каждым ласковым обращением к женщине, повторенным 4 раза («Шаганэ, ты моя, Шаганэ) просвечивает влюбленность лирического героя в девушку (кстати, рельного человека, батумскую знакомую Есенина — школьную учительницу литературы Шаганэ Нерсе­совну Тальян). Потому и рассказывает он ей о самом дорогом — о своей Рязанщине, про волнистую рожь при луне и даже про девушку, которая «страшно похожа» на Шаганэ и, наверное, думает о нем. Прекрасна сама Шаганэ и ее страна Шираз, но эта красота вызывает в памяти поэта другие края и лица. Потому, забываясь на время, он просит Шаганэ: «Дорогая, шути, улыбайся, Не буди только память во мне Про волнитую рожь при луне». Видимо, есть что-то горькое, печальное в этой памяти, если она неотступно преследует поэта и не дает ему покоя и забвения. Прямо об этом здесь не говорится, но об этом можно догадаться по другим стихотворениям цикла. Поэт все-таки стремится на родину: «мне пора обратно ехать в Русь» (стихотво­рение «В Хороссане есть такие двери»), а в предпоследнем сти­хотворении цикла «Глупое сердце, не бейся!» с отчаянной есенинской горечью и прямотой признается:

Глупое сердце, не бейся!

Все мы обмануты счастьем,

Нищий лишь просит участья...

Глупое сердце, не бейся!

Все мы обмануты счастьем,

Нищий лишь просит участья...

Глупое сердце, не бейся.

Так и в светлом стихотворении, обращенном к Шаганэ, милой для поэта женщине, присутствует мысль о невозможности взаим­ного счастья. Признаваясь Шаганэ в своих лучших чувстах, доверяя ей самое дорогое, поэт (и его лирический герой) по сути дела прощается с ней, как и с Персией, которая пленила его вооб­ражение.

«Но и жить, конечно, не новей». С Кавказа Есенин вернулся поздоровевшим, полным творческих планов, собирался издавать свой собственный журнал, готовил к печати собрание своих сочинений. Казалось бы ничего не предвещало трагического конца. Но, как писал он сам, на судьбе большого поэта всегда лежит «роковая печать». Помимо грубых нападок критики, жила в душе поэта и какая-то другая самая большая боль, от которой отчаяние подступало к горлу. Может быть, боль за поруганное в революции крестьянство? Или сознание того, что «моя поэзия здесь больше не нужна, Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен»? Ответы на эти вопросы надо искать только в его стихах. В них—правда того времени и правда есенинского поэтического сердца. С чем-то оно не могло смириться и надорвалось.

27 декабря 1925 года в ленинградской гостинице «Англетер» Сергей Есенин собственной кровью написал прощальное стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья», конец которого говорил о полном разочаровании в жизни: «В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей». Написал и, оставшись один, повесился..

Так безвременно, в самом расцвете таланта, ушел он из жиз­ни. Россия потеряла великого поэта. Потеряла, а может быть, и не уберегла.

Вопросы и задания

1.   Чем вы объясните усиление трагических интонаций в стихах Есенина советского периода? Найдите другие стихотворения, которые говорят об Этом.

2. Какое значение имело для поэта заграничное путешествие?

3. Новое и старое в советской деревне глазами поэта.

4.  Чем объясните вы есенинское ощущение ненужности своей поэзии, его разочарование в жизни?

5.Чего не мог принять в революции Есенин?

6.   Почему форма стихотворного письма, или послания, так характерна для Есенина?

7.Какое влияние оказала мать на поэта?

8.   Какова жизненная основа этого стихотворения, его главная тема?

9. Почему такое большое значение придавал Есенин любви к матери и родине? Почему эта любовь для него спасительна?

10. В чем своеобразие есенинской Персии? Какое значение имело для поэта пребывание на Кавказе?

11.  Какие персидские лирики влияли на Есенина? Подберите в их творчестве мотивы, близкие «Персидским мотивам».

12. В чем особенности построения стихотворения, «Шаганэ ты моя, Шаганэ», его рифмовки?

13.  Как связано эти стихотворение с другими стихами «Персид­ских мотивов» и в чем его смысл?

14. Вспомните основные этапы творческой биографии поэта, объясните их связь с историческими событиями эпохи (Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции).

15.  Какую роль в судьбе Есенина сыграла революция и почему он был близок ей только умом?

16.Что повлияло на трагическое решение Есенина уйти из жизни?

17.Прочтите стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья», объясните его смысл.

Теория литературы. Метр и ритм, их взаимо­действие. Метром в стиховедении принято назы­вать инвариантную «схему звукового ритма» (М. Гаспаров), когда при чтении стихов мы определяем тот или иной размер (ямб, хорей и др.).

В своей творческой практике поэты обычно варьируют эту схему, придавая ей свое индивидуальное звучание (мелодию), часто мало напоминающее инвариант. Так что взаимодействие метра и ритма есть творческая трансформация привычной мелодики (размера) — в оригинальную, самобытную. Так, например, у раннего Есенина хорей звучит метрически традиционно, узнаваемо: «Если крикнет рать святая: «Кинь ты Русь, живи в раю!» Я скажу, не надо рая, Дайте родину мою!». У зрелого поэта — более напевно, как бы неузнаваемо: «До сви­данья, друг мой, до свиданья! Милый мой, ты у меня в груди...».