Тема 27. РЕАЛИЗМ А. С. ПУШКИНА В ПОВЕСТИ “КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА"

Повесть А. С. Пушкина "Капитанская дочка” основана на реальных событиях. Ее героями являются исторические лич­ности: Пугачев, Екатерина II, Хлопуша, Белобородов, поэтому "Капитанскую дочку” можно назвать историческим произведе­нием. И в то же время эта повесть является художественной — в ней живут и действуют вымышленные герои: Гринев, капитан Миронов, его дочь Маша, Швабрин, Савельич и другие лица.

Работа над повестью началась в 1833 г., когда Пушкин поехал в оренбургские степи собирать материал о народном восстании под предводительством Пугачева. Там он встречался с местными жи­телями. которые были очевидцами многих событий крестьянской войны.

"Я в Казани с пятого... Здесь я возился со стариками, совре­менниками моего героя; объезжал окрестности города, осматри­вал места сражений, расспрашивал, записывал и остался доволен, что не напрасно посетил эту сторону”, — так пишет няне о своих впечатлениях Пушкин.

Долгие годы имя Емельяна Пугачева было иод запретом. И только во времена Пушкина стали появляться исторические по­вести и романы о пугачевском восстании. Краски, в которых изо­бражался народный вождь, в основном были черные. "Злодеи”, "убийца”, "бунтовщик”, "враг отечества” — так называли Пугачева в своих произведениях сочинители.

В народном же сознании портрет Пугачева запечатлен по- иному. "Красное солнышко", "государь-батюшка”, "заступник" — вот далеко не полный перечень тех эпитетов, которыми наделяли своего вождя народные массы.

В "Капитанской дочке” Пушкин явился первым из писате­лей и историков, увидевших в Пугачеве выдающуюся личность. Художественное воображение помогло автору воссоздать картины далекого прошлого. Мы видим, как действует Пугачев в различ­ных жизненных ситуациях, каков он в окружении своих спод­вижников, как проявляется его натура по отношению к врагам. Перед читателем живой человек, личность которого вызывает одновременно и сочувствие, и гнев, и восхищение, и недоумение, и гордость, и сожаление. Таким сложным и противоречивым на­рисовал Пугачева Пушкин.

Крестьянская война, изображенная Пушкиным, увлекла в свой водоворот таких людей, как Гринев, семья Мироновых, Зурин, Швабрин, Савельич, отец Герасим, и закружила в вихре жизни их судьбы. Эти вымышленные персонажи помогают глуб­же понять характер Пугачева, и на их фоне, в свою очередь, кар­тины бунта выглядят более правдивыми и жизненными. Поэтому читателю особенно интересно, чем закончатся отношения меж­ду Гриневым и Машей, Гриневым и Швабриным, Гриневым н Пугачевым.

Пушкин стремился раскрыть и показать всю совокупность яв­лений, связанных с восстанием крестьянства. Ярко и правдиво он

рисует сильные и слабые стороны стихийного крестьянского вос­стания, смену настроений крестьян, безудержно и смело бунтую­щих, а при первой же неудаче возвращающихся к покорности.

Пушкинский реализм проявляется в изображении геро­ев, их быта, в противопоставлении дворянского класса народу и Пугачеву. Подчеркивается пытливый ум, сметливость Пугачева, отсутствие в нем раболепия.

Повесть рассказывает об исторических событиях, но главное для автора — показать, как ведут себя люди в неординарной си­туации. Не случайно Пушкин выбирает эпиграфом для произведе­ния пословицу: "Береги честь смолоду". Кто-то из героев повести на протяжении всей жизни независимо от обстоятельств следует этому девизу, а кто-то готов пожертвовать идеалами и принципа­ми ради спасения собственной жизни.

Повествование ведется от лица Петруши Гринева. Из первой главы мы узнаем о его жизни до приезда в Белогорскую крепость. Воспитание Гринева было доверено гувернеру-французу и кре­постному Савельичу. "Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками", — так рассказывает он о своем детстве. Гринев вел жизнь молодого повесы, совершенно не задумывавшегося о завтрашнем дне, но события, произошед­шие с ним в Белогорской крепости, заставили его переосмыслить свой образ жизни, найти для себя новые ценности, отстаивать в реальных жизненных обстоятельствах свою честь и достоинство.

В крепости Гринев знакомится с Алексеем Швабриным, на первый взгляд, приятным, образованным человеком. И лишь дальнейшие события показывают, что Швабрин является полной противопо­ложностью Гриневу.

В Белогорской крепости на фоне крестьянского восстания раз­вивается история любви Гринева и Маши. Романтик Гринев влю­бляется в дочь капитана Миронова, пишет ей стихи в альбом. Реалистичный и расчетливый Швабрин смеется над своим прия­телем, скрывая, что и он не равнодушен к этой девушке. Между героями происходит дуэль, во время которой Гринев получает ранение. Но по-настоящему понять характеры героев помогают трагические события, связанные с эпизодами восстания, когда каждый оказывается перед нравственным выбором: что важнее — честь или бесчестие, преданность или предательство.

На глазах у Гринева совершается казнь капитана Миронова и его жены. Они отказываются присягнуть Пугачеву, считая его самозванцем и вором. Швабрин же, испугавшись за собственную жизнь, переходит служить к повстанцам. Гри нев тоже должен сде­лать свой выбор: присягнуть Пугачеву и поцеловать ему руку или отправиться на виселицу вслед за капитаном Мироновым. Гринев выбирает второе, так как не может стать предателем и нарушить заповедь: "Береги честь смолоду". И судьба спасает его от смерти. В другом эпизоде, когда Пугачев приглашает Петрушу к себе на пир и вновь предлагает служить в своем войске, Гринев отказыва­ется, отстаивая свои идеалы и офицерскую честь. И тогда Пугачев восклицает: "А ведь он прав! Он человек чести. И не важно, что он еще молод, а главное, что он не ио-детски оценивает жизнь!".

Романтическая линия произведения развивается вокруг образа Маши Мироновой. В начале повести перед нами робкая девушка. Бесприданница, у которой только и есть, что "частый гребень, да веник, да алтын денег”. Образ "благоразумной и чувствительной девушки” раскрывается постепенно. Она способна на глубокую и искреннюю любовь, однако врожденное благородство не позво­ляет ей поступиться своими принципами и согласиться на брак с Гриневым без благословления родителей. Но когда резко меняется обстановка в Белогорской крепости, меняется и положение Маши. Она проявляет качества, до сих пор жившие в ней подспудно, на­ходит в себе силы и решимость спасти себя и любимого человека. Из робкой провинциальной девушки Маша превращается в сме­лую и находчивую героиню, способную отстоять справедливость и свое право на счастье.

Повесть называется "Капитанская дочка”. Рассказ о событиях ведется от лица Гринева. Основное место в художественном про­изведении отведено Пугачеву. Так кто же все-таки главный ге­рой? Почему Пушкин назвал повесть именно так? Мог ли быть у "Капитанской дочки" другой финал? Такие вопросы и еще множе­ство других вызывает сюжет повести у внимательного, вдумчивого читателя. Произведение высоко оценили современники писателя: "Пушкин... написал "Капитанскую дочку” — решительно лучшее русское произведение в повествовательном роде... В первый раз вы­ступили истинно русские характеры: простой комендант крепо­сти, капитанша, поручик; сама крепость с единственною пушкою, бестолковщина времени и простое величие простых людей — все не только самая правда, но еще как бы лучше ее”. (Н. В. Гоголь)

КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА (главы из повести)

Береги честь смолоду.

(Пословица)

Глава II ВОЖАТЫЙ

...Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом — и скоро ста­ли. "Что же ты не едешь?” — спросил я ямщика с нетерпением. "Да что ехать? — отвечал он, слезая с облучка, — невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом". Я стал было его бранить. Савельич за него заступился: "И охота было не слушаться, — го­ворил он сердито, — воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!" Савельич был прав. Делать было нечего. Снег так и валил. Около кибитки подымал­ся сугроб. Лошади стояли, понуря голову и изредка вздраги­вая. Ямщик ходил кругом, от нечего делать улаживая упряжь. Савельич ворчал; я глядел во все стороны, надеясь увидеть хоть признак жизни или дороги, но ничего не мог различить, кроме мутного кружения метели... Вдруг увидел я что-то черное. "Эй, ям­щик! — закричал я, смотри: что там такое чернеется?” Ямщик стал всматриваться. "А бог знает, барин, — сказал он, садясь на свое место, — воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелит­ся. Должно быть, или волк, или человек”.

Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу. Через две минуты мы поравня­лись с человеком. "Гей, добрый человек! — закричал ему ямщик. — Скажи, не знаешь ли, где дорога?”

—    Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе, — ответил дорож­ный, — да что толку?

—    Послушай, мужичок, — сказал я ему, — знаешь ли ты эту сторону? Возьмешься ли ты довести меня до ночлега?

—    Сторона мне знакомая, — отвечал дорожный, — слава богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперек. Да вишь какая погода: как раз собьешься с дороги. Лучше здесь остановиться да переждать, авось буран утихнет да небо прояснится: тогда найдем дорогу по звездам.

Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: "Ну, слава богу, жило не­далеко; сворачивай вправо да поезжай”.

— А почему ехать мне вправо? — спросил ямщик с неудоволь­ствием. Где ты видишь дорогу? Небось, лошади чужие, хомут не свой, погоняй не стой. Ямщик казался мне прав. "В самом деле, — сказал я, — почему думаешь ты, что жило недалече?” — "А потому, что ветер оттоле потянул, — отвечал дорожный, — и я слышу, ды­мом пахнуло, знать, деревня близко". Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. Я велел ямщику ехать. Лошади тяжело сту­пали по глубокому снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливалась то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на плавание судна по бурному морю. Савельич охал, поминутно толкаясь о мои бока. Я опустил циновку, закутался в шубу и задремал, убаюканный пением бури и качкою тихой езды.

Мне приснился сон, которого никогда не мог я позабыть и в ко­тором до сих пор вижу нечто пророческое, когда соображаю с ним странные обстоятельства моей жизни. Читатель извинит меня: ибо, вероятно, знает по опыту, как сродно человеку предаваться суеверию, несмотря на всевозможное презрение к предрассудкам.

Я находился в том состоянии чувств и души, когда существен­ность, уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видени­ях первосония. Мне казалось, буран еще свирепствовал и мы еще блуждали по снежной пустыне... Вдруг увидел я ворота и въехал на барский двор нашей усадьбы. Первою мыслию моею было опа­сение, чтоб батюшка не прогневался на меня за невольное воз­вращение под кровлю родительскую и не почел бы умышленным ослушанием. С беспокойством я выпрыгнул из кибитки и вижу: матушка встречает меня на крыльце с видом глубокого огорчения. "Тише, — говорит она мне, — отец болен, при смерти, и желает с тобою проститься”. Пораженный страхом, я иду за нею в спальню. Вижу, комната слабо освещена; у постели стоят люди с печальны­ми лицами. Я тихонько подхожу к постели; матушка приподыма­ет полог и говорит: "Андрей Петрович, Петруша приехал; он воро­тился, узнав о твоей болезни; благослови его”. Я стал на колени и устремил глаза мои на больного. Что ж?.. Вместо отца моего, вижу, в постели лежит мужик с черной бородою, весело на меня погля­дывая. Я в недоумении оборотился к матушке, говоря ей: "Что это значит? Это не батюшка. И к какой мне стати просить благослове­ния у мужика?" — "Все равно, Петруша, — отвечала мне матуш­ка, — это твой посаженный отец; поцелуй у него ручку, и пусть он тебя благословит...” Я не соглашался. Тогда мужик вскочил с по­стели, выхватил топор из-за спины и стал махать во все стороны. Я хотел бежать... и не мог; комната наполнилась мертвыми телами; я спотыкался о тела и скользил в кровавых лужах... Страшный мужик ласково меня кликал, говоря: "Не боись, подойди под мое благословение...”. Ужас и недоумение овладели мною... И в эту ми­нуту я проснулся; лошади стояли; Савельич дергал меня за руку, говоря: "Выходи, сударь: приехали”.

—    Куда приехали? — спросил я, протирая глаза.

—    На постоялый двор. Господь помог, наткнулись прямо на за­бор. Выходи, сударь, скорее да обогрейся.

Я вышел из кибитки. Буран еще продолжался, хотя с меньшею силою. Было так темно, что хоть глаз выколи. Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь под полою, и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лучина освещала ее. На стене висела винтов­ка и высокая казацкая шапка.

Хозяин, родом яицкий казак, казался мужик лет шестидеся­ти, еще свежий и бодрый. Савельич внес за мною погребец, потре­бовал огня, чтоб готовить чай, который никогда так не казался мне нужен. Хозяин пошел хлопотать.

—    Где же вожатый? — спросил я у Савельнча.

"Здесь, ваше благородие”, — отвечал мне голос сверху. Я взгля­нул на полати и увидел черную бороду и два сверкающих глаза. "Что, брат, прозяб?” — "Как не прозябнуть в одном худеньком ар­мяке! Был тулуп, да что греха таить? Заложил вечор у целоваль­ника: мороз показался не велик”. В эту минуту хозяин вошел с кипящим самоваром; я предложил вожатому нашему чашку чаю; мужик слез с полатей. Наружность его показалась мне замеча­тельна: он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок; на нем был обо­рванный армяк и татарские шаровары. Я поднес ему чашку чаю; он отведал и поморщился. "Ваше благородие, сделайте мне такую милость — прикажите поднести стакан вина; чай — не наше ка­зацкое питье”. Я с охотой исполнил его желание. Хозяин вынул из ставца штоф и стакан, подошел к нему и, взглянув ему в лицо: "Эхе, сказал он, — опять ты в нашем краю! Отколе бог принес?” Вожатый мой мигнул значительно и отвечал поговоркою: "В ого­род летал, конопли клевал; швырнула бабушка камушком — да мимо. Ну, а что ваши?”.