Тема 18. НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН (1766-1826)

Детство Н. М. Карамзина прошло в имении отца около г. Симбирска. Мальчик получил обычное для дворянских де­тей образование, прекрасно знал несколько европейских языков и мечтал о воинской славе. В 17 лет Карамзин в чине поручика начинает военную карьеру, но вскоре разочаровывается в своем выборе и решает заняться литературным трудом.

Оставив военную службу, Карамзин в 1789 г. отправляется в путешествие по Европе. Он свидетель важнейшего исторического

события — Великом французской револю­ции. Свои раздумья обо всем, что он видел,

Карамзин излагает в "Письмах русского пу­тешественника”, которые посылает на роди­ну. Это произведение стало первым литера­турным успехом начинающего писателя.

Через год Карамзин вернулся в Россию.

В Петербурге он познакомился с Держави­ным, узнал о радищевском "Путешествии из Петербурга в Москву”

Огромная заслуга Карамзина в том, что он вслед за Ломоносовым предпринял по­пытку реформы русского литературного языка. Язык его произ­ведений близок к существовавшему тогда разговорному языку.

В. Г. Белинский сказал: "Карамзин преобразовал русский язык, совлекши его с ходуль латинской конструкции и тяжелой славян­щины и приблизив к живой естественной разговорной речи”.

По своему жанру произведение относилось к популярному у сентименталистов жанру путешествий. Свободная форма дру­жеских посланий позволяла говорить обо всем встреченном на пути, давая возможность в полной мере раскрыть личность авто­ра. В 1790—1800 гг. появляются повести "Фрол Силин”, "Наталья, боярская дочь", "Юлия”. В целом они являют собой образец психо­логической прозы. Следующий этап в творчестве Карамзина свя­зан с такими произведениями, как повести "Остров Борнгольм”, "Сиерра-Морена", историческая повесть "Марфа Посадница, или Покорение Новгорода”, а также 12 томов "Истории Государства Российского” — этот труд стал основополагающим для становле­ния в русской литературе принципов историзма.

С течением времени Карамзин выступает противником клас­сицизма, его слог отдаляется от сентиментального стиля и ста­новится одним из предвестников развития предромантических тенденций в литературе. Тем не менее сентиментальные произве­дения Карамзина были популярны среди читателей и оставили за­метный след в истории литературы. Сентиментальное изображе­ние душевных переживаний находит свое воплощение в лирике, балладах "Алина”, "Раиса”, стихотворениях "Кладбище”, "Осень”, уже упомянутых повестях, таких как "Юлия”. Повесть "Бедная Лиза” стала образцом эстетики сентиментализма по многим пара­метрам: способам создания образа главной героини, особенностям сюжета, языку и стилю повествования.

"Бедная Лиза" Карамзина - первая сентиментальная повесть в русской литературе. Она имела большой успех у читателей кон­ца XVIII в. Чувствительность - вот главное достоинство "Бедной Лизы”. Сочувствие, сопереживание, сострадание к героям пере­полняют читателей, когда они знакомятся с трагической истори­ей любви Лизы к Эрасту. "Не властная над своими чувствами, она полюбила, ее натура жаждет счастья, но оно невозможно в этом мире", — считает критик Р. Макогоненко.

В "Бедной Лизе" Карамзин рассказал историю любви кре­стьянской девушки, избранником которой становится молодой дворянин. Любовь их была взаимной, страстной, чувство глубо­ким. но... Но счастье оказывается невозможным. Эраст обманул Лизу. Она же, не в силах пережить обман, уходит из жизни, бро­сившись в пруд.

Вот как описывает место гибели и погребения своей героини Карамзин: "Ее погребли близ пруда, под мрачным лубом, и поста­вили деревянный крест на ее могиле. Тут часто сижу в задумчиво­сти, опершись на вместилище Лизина праха; в глазах моих стру­ится пруд; надо мной шумят листья".

В своей повести Карамзин описал местность близ Симонова монастыря в Москве. После "Бедной Лизы" к Симонову монасты­рю любила съезжаться молодежь, избрав его как место паломни­чества. Приезжал сюда и юный Жуковский со своей старшей се­строй.

Конфликт, описанный в "Бедной Лизе”, был широко известен и до Карамзина, он использовался в любовных песнях, романсах. Многие поэты писали о красоте и силе любви, о различных испы­таниях, выпадавших на долю влюбленных. Авторы утверждали, что власть любви всемогуща, что она способна вынести любые ис­пытания, преодолеть все преграды, которые мешают любящим быть счастливыми.

Сюжетом многих песен была любовь дворянина к кре­стьянке, любовь, вступающая в противодействие с социальным неравенством. И обычно конфликт в песнях решался оптимистич­но — герои обретали счастье.

Однако Карамзин не мог уйти от жестокой реальности — соци­альные противоречия не позволяли Лизе и Эрасту соединить свои жизни. Оттого и трагичен финал повести: Лиза погибает, а стра­дающий Эраст, считая себя ее убийцей, умирает.

С течением времени популярность повести постепенно снизи­лась — читатель и общество переросли эпоху чувствительности в литературе. Однако образ Лизы прочно закрепился в русской ли­тературной традиции. В дальнейшем мотивы этого образа будут встречаться у Е. А. Баратынского, А. А. Дельвига, А. С. Пуш­кина, Ф. М. Достоевского. Бедная Лиза — страдалица, святая и грешница, жертва социального неравенства. Образ героини посте­пенно перестал принадлежать писателю, сделавшись частью лите­ратурного процесса, став своеобразным художественным мифом.

БЕДНАЯ ЛИЗА

Может быть, никто из живущих в Москве не знает так хорошо окрестностей города сего, как я, потому что никто чаще моего не бывает в поле, никто более моего не бродит пешком, без плана, без цели — куда глаза глядят: по лугам и рощам, по холмам и рав­нинам. Всякое лето нахожу новые приятные места или в старых новые красоты.

Но всего приятнее для меня то место, на котором возвышаются мрачные готические башни Симонова монастыря. Стоя на сей горе, видишь на правой стороне почти всю Москву, сию ужасную грома­ду домов и церквей, которая представляется глазам в образе вели­чественного амфитеатра: великолепная картина, особливо когда светит солнце, когда вечерние лучи его пылают на бесконечных златых куполах, на бесчисленных крестах, к небу возносящих­ся! Внизу расстилаются тучные, густо-зеленые цветущие луга, а за ними, по желтым пескам, течет светлая река, волнуемая лег­кими веслами рыбачьих лодок или шумящая под рулем грузных стругов, которые плывут от плодоноснейших стран Российской империи и наделяют алчную Москву хлебом. На другой стороне реки видна дубовая роща, подле которой пасутся многочисленные стада; там молодые пастухи, сидя под тению дерев, поют простые, унылые песни и сокращают тем летние дни, столь для них едино­образные. Подалее, в густой зелени древних вязов, блистает злато­главый Данилов монастырь; еще далее, почти на краю горизонта, синеются Воробьевы горы. На левой же стороне видны обширные, хлебом покрытые поля, лесочки, три или четыре деревеньки и вдали село Коломенское с высоким дворцом своим.

Часто прихожу на сне место и почти всегда встречаю там весну; туда же прихожу и в мрачные дни осени горевать вместе с приро­дою. Страшно воют ветры в стенах опустевшего монастыря, между гробов, заросших высокою травою, и в темных переходах келий. Там, опершись на развалины гробных камней, внимаю глухому стону времен, бездною минувшего поглощенных, стону, от кото­рого сердце мое содрогается и трепещет. Иногда вхожу в келпи и представляю себе тех, которые в них жили, — печальные картины!

Здесь вижу седого старца, преклонившего колена перед распятием и молящегося о скором разрешении земных оков своих, ибо все удовольствия исчезли для него в жизни, все чувства его умерли, кроме чувства болезни и слабости. Там юный монах с бледным лицом, с томным взором — смотрит в ноле сквозь решетку окна, видит веселых птичек, свободно плавающих в морс воздуха, ви­дит и проливает горькие слезы из глаз своих. Он томится, вянет, сохнет — и унылый звон колокола возвещает мне безвременную смерть его. Иногда на вратах храма рассматриваю изображение чудес, в сем монастыре случившихся, там рыбы падают с неба для насыщения жителей монастыря, осажденного многочисленными врагами; тут образ Богоматери обращает неприятелей в бегство. Все сие обновляет в моей памяти историю нашего отечества — печальную историю тех времен, когда свирепые татары и литов­цы огнем и мечом опустошали окрестности российской столицы и когда несчастная Москва, как беззащитная вдовица, от одного Бога ожидала помощи в лютых своих бедствиях.

Но всего чаще привлекает меня к стенам Симонова монастыря воспоминание о плачевной судьбе Лизы, бедной Лизы. Ах! Я люб­лю те предметы, которые трогают мое сердце и заставляют меня проливать слезы нежной скорби!

Саженях в семидесяти от монастырской стены, подле березо­вой рощицы, среди зеленого луга, стоит пустая хижина, без две­рей, без окончил, без полу; кровля давно сгнила и обвалилась. В этой хижине лет за тридцать перед сим жила прекрасная, любез­ная Лиза со старушкою, матерью своею.

Отец Лизин был довольно зажиточный поселянин, потому что он любил работу, пахал хорошо землю и вел всегда трезвую жизнь. Но скоро но смерти его жена и дочь обеднели. Ленивая рука на­емника худо обрабатывала ноле, и хлеб перестал хорошо родить­ся. Они принуждены были отдать свою землю внаем, и за весьма небольшие деньги. К тому же бедная вдова почти беспрестанно проливала слезы о смерти мужа своего — ибо крестьянки любить умеют! — день ото дня становилась слабее и совсем не могла ра­ботать. Одна Лиза, которая осталась после отца пятнадцати лет, одна Лиза, не щадя своей нежной молодости, не щадя редкой кра­соты своей, трудилась день и ночь: ткала холсты, вязала чулки, весною рвала цветы, а летом брала ягоды и продавала их в Москве. Чувствительная, добрая старушка, видя неутомимость дочери, ча­сто прижимала ее к слабо биющсмуся сердцу, называла божескою милостию, кормилицею, отрадою старости своей и молила Бога, чтобы он наградил ее за все, что она делает для матери. "Бог дал мне руки, чтобы работать, говорила Лиза, — ты кормила меня своею грудью и ходила за мной, когда я была ребенком; теперь пришла моя очередь ходить за тобой. Перестань только крушить­ся, перестань плакать; слезы наши не оживят батюшки” Но часто нежная Лиза не могла удержать собственных слез своих — ах! она помнила, что у нее был отец и что его не стало, но для успокоения матери старалась таить печаль сердца своего и казаться покойною и веселою. "На том свете, любезная Лиза, — отвечала горестная старушка, — на том свете перестану я плакать. Там, сказывают, будут все веселы; я, верно, весела буду, когда увижу отца твоего. Только теперь не хочу умереть что с тобою без меня будет? На кого тебя покинуть? Нет, дай Бог прежде пристроить тебя к ме­сту! Может быть, скоро сыщется добрый человек. Тогда, благоело- вя вас, милых детей моих, перекрещусь и спокойно лягу в сырую землю”.

Прошло два года после смерти отца Лизина. Луга покрылись цветами, и Лиза пришла в Москву с ландышами. Молодой, хоро­шо одетый человек, приятного вида, встретился ей на улице. Она показала ему цветы — и закраснелась. "Ты продаешь их, девуш­ка?" — спросил он с улыбкою. — "Продаю”, — отвечала она. "А что тебе надобно?" "Пять копеек”. — "Ото слишком дешево. Вот тебе рубль”. — Лиза удивилась, осмелилась взглянуть на моло­дого человека, еще более закраснелась и, потупив глаза в землю, сказала ему, что она не возьмет рубля. — "Для чего же?” — "Мне не надобно лишнего”. — "Я думаю, что прекрасные ландыши, со­рванные руками прекрасной девушки, стоят рубля. Когда же ты не берешь его, вот тебе пять копеек. Я хотел бы всегда покупать у тебя цветы; хотел бы, чтоб ты рвала их только для меня". Лиза отдала цветы, взяла пять копеек, поклонилась и хотела идти, но незнакомец остановил ее за руку. — "Куда же ты пойдешь, девуш­ка?" — "Домой”. — "А где дом твой?” Лиза сказала, где она живет, сказала и пошла. Молодой человек не хотел удерживать ее, может быть, от того, что мимоходящне начали останавливаться и, смот­ря на них, коварно усмехались.

Лиза, пришедши домой, рассказала матери, что с нею случи­лось. "Ты хорошо сделала, что не взяла рубля. Может быть, это был какой-нибудь дурной человек...”

— "Ах нет, матушка! Я этого не думаю. У него такое доброе лицо, такой голос..." — "Однако ж, Лиза, лучше кормиться тру­дами своими и ничего не брать даром. Ты еще не знаешь, друг мой, как злые люди могут обидеть бедную девушку! У меня всегда сердце бывает не на своем месте, когда ты ходишь в город; я всегда

ставлю свечу иод образ и молю Господа Бога, чтобы он сохранил тебя от всякой беды и напасти”. У Лизы навернулись на глазах слезы; она поцеловала мать свою.

На другой день нарвала Лиза самых лучших ландышей и опять пошла с ними в город. Глаза ее тихонько чего-то искали. Многие хотели купить у нее цветы, но она отвечала, что они непродаж­ные. и смотрела то в ту. то в другую сторону. Наступил вечер, надлежало возвратиться домой, и цветы были брошены в Москву* реку. "Никто не владей вами!” — сказала Лиза, чувствуя какую- то грусть в сердце своем. На другой день ввечеру сидела она под окном, пряла и тихим голосом пела жалобные песни, но вдруг вско­чила и закричала: "Ах!..”. Молодой незнакомец стоял под окном.

"Что с тобой сделалось?" — спросила испугавшаяся мать, кото­рая подле нее сидела. — "Ничего, матушка, — отвечала Лиза роб­ким голосом, — я только его увидела”. — "Кого?” - "Того госпо­дина, который купил у меня цветы". Старуха выглянула в окно. Молодой человек поклонился ей так учтиво, с таким приятным видом, что она не могла подумать об нем ничего, кроме хороше­го. "Здравствуй, добрая старушка! — сказал он. — Я очень устал; нет ли у тебя свежего молока?” Услужливая Лиза, не дождавшись ответа от матери своей, может быть, от того, что она его знала на­перед, побежала на погреб — принесла кринку, покрытую чистым деревянным кружком, схватила стакан, вымыла, вытерла его белым полотенцем, налила и подала в окно, но сама смотрела на землю. Незнакомец выпил — и нектар из рук Гебы не мог бы по­казаться ему вкуснее. Всякий догадается, что он после того бла­годарил Лизу и благодарил не столько словами, сколько взорами. Между тем добродушная старушка успела рассказать ему о своем горе и утешении — о смерти мужа и о милых свойствах дочери сво­ей, об ее трудолюбии и нежности, и проч., и проч. Он слушал ее со вниманием, но глаза его были — нужно ли сказывать где? И Лиза, робкая Лиза, посматривала изредка на молодого человека: но не так скоро молния блестит и в облаке исчезает, как быстро голубые глаза ее обращались к земле, встречаясь с его взором. — "Мне хо­телось бы, — сказал он матери, — чтобы дочь твоя никому, кроме меня, не продавала своей работы. Таким образом, ей незачем бу­дет часто ходить в город, и ты не принуждена будешь с нею рас­ставаться. Я сам по временам могу заходить к вам". Тут в глазах Лизиных блеснула радость, которую она тщетно сокрыть хотела; щеки ее пылали, как заря в ясный летний вечер; она смотрела на левый рукав свой и щипала его правою рукою. Старушка с охотою приняла сие предложение, не подозревая в нем никакого худого

намерения, и уверяла незнакомца, что полотно, вытканное Лизой, и чулки, вязанные Лизой, бывают отменно хороши и носятся до­лее всех всяких других. Становилось темно, и молодой человек хотел уже идти. "Да как же нам называть тебя, добрый, ласковый барин?” — спросила старуха. — "Меня зовут Эрастом”, отвечал он. — "Эрастом, — сказала тихонько Лиза, — Эрастом!” Она раз пять повторила сие имя, как будто бы стараясь затвердить его. Эраст простился с ними до свидания и пошел. Лиза провожала его глазами, а мать сидела в задумчивости и, взяв за руку дочь свою, сказала ей: "Ах, Лиза! Как он хорош и добр! Если бы жених твой был таков!”. Все Лизино сердце затрепетало. "Матушка! Матушка! Как этому статься? Он барин, а между крестьянами...”. Лиза не до­говорила речи своей.

Теперь читатель должен знать, что сей молодой человек, сей Эраст был довольно богатый дворянин, с изрядным разумом и до­брым сердцем, добрым от природы, но слабым и ветреным. Он вел рассеянную жизнь, думал только о своем удовольствии, искал его в светских забавах, но часто не находил: скучал и жаловался на судьбу свою. Красота Лизы при первой встрече сделала впечатле­ние в его сердце. Он читывал романы, идиллии, имел довольно живое воображение и часто переселялся мысленно в те времена (бывшие или не бывшие), в которые, если верить стихотворцам, все люди беспечно гуляли по лугам, купались в чистых источни­ках, целовались, как горлицы, отдыхали под розами и миртами и в счастливой праздности все дни свои провожали. Ему казалось, что он нашел в Лизе то, чего сердце его давно искало. "Натура при­зывает меня в свои объятия, к чистым своим радостям”, — думал он и решился — по крайней мере на время — оставить большой свет.

Обратимся к Лизе. Наступила ночь — мать благословила дочь свою и пожелала ей кроткого сна, но на сей раз пожелание ее не исполнилось: Лиза спала очень худо. Новый гость души ее, образ Эрастов столь живо ей представлялся, что она почти всякую ми­нуту просыпалась, просыпалась и вздыхала. Еще до восхожде­ния солнечного Лиза встала, сошла на берег Москвы-реки, села на траве и, подгорюнившнсь, смотрела на белые туманы, которые волновались в воздухе и. подымаясь вверх, оставляли блестящие капли на зеленом покрове натуры. Везде царствовала тишина. Но скоро восходящее светило дня пробудило все творение: рощи, ку­сточки оживились, птички вспорхнули и запели, цветы подняли свои головки, чтобы напитаться животворными лучами света. Но Лиза все еще сидела подгорюнившнсь. Ах, Лиза, Лиза! Что с то­бою сделалось? До сего времени, просыпаясь вместе с птичками, ты вместе с ними веселилась утром, и чистая, радостная душа све­тилась в глазах твоих, подобно как солнце светится в каплях росы небесной; но теперь ты задумчива, и общая радость природы чуж­да твоему сердцу. Между тем молодой пастух по берегу реки гнал стадо, играя на свирели. Лиза устремила на него взор свой и ду. мала: "Если бы тот, кто занимает теперь мысли мои, рожден был простым крестьянином, пастухом, и если бы он теперь мимо меня гнал стадо свое: ах! я поклонилась бы ему с улыбкою и сказала бы приветливо: "Здравствуй, любезный пастушок! Куда гонишь ты стадо свое? И здесь растет зеленая трава для овец твоих, и здесь алеют цветы, из которых можно сплести венок для шляпы твоей”. Он взглянул бы на меня с видом ласковым — взял бы, может быть, руку мою... Мечта!”. Пастух, играя на свирели, прошел мимо и с пестрым стадом своим скрылся за ближним холмом.

Вдруг Лиза услышала шум весел — взглянула на реку и увиде­ла лодку, а в лодке — Эраста.

Все жилки в ней забились, и, конечно, не от страха. Она вста­ла, хотела идти, но не могла. Эраст выскочил на берег, подошел к Лизе и — мечта ее отчасти исполнилась: ибо он взглянул на нее с видом ласковым, взял ее за руку... А Лиза, Лиза стояла с потуп­ленным взором, с огненными щеками, с трепещущим сердцем — не могла отнять руки — не могла отворотиться, когда он прибли­зился к ней с розовыми губами своими... Ах! Он поцеловал ее, по­целовал с таким жаром, что вся вселенная показалась ей в огне горящею! "Милая Лиза! — сказал Эраст. — Милая Лиза! Я люблю тебя!”, и сии слова отозвались во глубине души ее, как небесная восхитительная музыка; она едва смела верить ушам своим и... Но я бросаю кисть. Скажу только, что в сию минуту восторга исчезла Лизина робость — Эраст узнал, что он любим, любим страстно но­вым, чистым, открытым сердцем...

... Лиза возвратилась в хижину свою совсем не в таком располо­жении, в каком из нее вышла. На лице и во всех ее движениях обнаруживалась сердечная радость. "Он меня любит!” — думала она и восхищалась сею мыслию. "Ах, матушка! — сказала Лиза матери своей, которая лишь только проснулась. — Ах, матушка! Какое прекрасное утро! Как все весело в поле! Никогда жаворонки так хорошо не певали, никогда солнце так светло не сняло, никог­да цветы так приятно не пахли!” Старушка, подпираясь клюкою, вышла на луг, чтобы насладиться утром, которое Лиза такими прелестными красками описывала. Оно, в самом деле, показалось ей отменно приятным; любезная дочь весельем своим развеселила

нее всю натуру. "Ах, Лиза! — говорила она. — Как все хоро- ^дЛЯ. Господа Бога! Шестой десяток доживаю на свете, а все еще не ^Ш°_гу наглядеться на дела Господни, не могу наглядеться на чистое _похожее на высокий шатер, и на землю, которая всякий год новою травою и новыми цветками покрывается. Надобно, чтобы ¹ пь небесный очень любил человека, когда он так хорошо убрал _д^Ц_л^а_я него здешний свет. Ах, Лиза! Кто бы хотел умереть, если бы иногда не было нам горя?.. Видно, так надобно. Может быть, мы забыли бы душу свою, если бы из глаз наших никогда слезы не капали”. А Лиза думала: "Ах! Я скорее забуду душу свою, нежели милого моего друга!".

Прошло несколько недель. Однажды ввечеру Эраст долго ждал своей Лизы. Наконец пришла она, но так невесела, что он испугался; глаза ее от слез покраснели. "Лиза! Лиза! Что с тобою сделалось?” — "Ах, Эраст! Я плакала!” — "О чем? Что такое?” — "Я должна сказать тебе все. За меня сватается жених — сын бога­того крестьянина из соседней деревни; матушка хочет, чтобы я за него вышла”. — "И ты соглашаешься?” — "Жестокий! Можешь ли об этом спрашивать? Да, мне жаль матушки; она плачет и говорит, что я не хочу ее спокойствия, что она будет мучиться при смерти, если не выдаст меня при себе замуж. Ах! Матушка не знает, что у меня есть такой милый друг!” Эраст целовал Лизу, говорил, что ее счастье дороже ем у всего на свете, что по смерти матери ее он возьмет ее к себе и будет жить с нею неразлучно, в деревне и в дремучих ле­сах, как в раю. — "Однако ж тебе нельзя быть моим мужем!” — ска­зала Лиза с тихим вздохом. — "Почему же?” — "Я крестьянка”. — "Ты обижаешь меня. Для твоего друга важнее всего душа, чув­ствительная, невинная душа, — и Лиза будет всегда ближайшая к моему сердцу”.

Она бросилась в его объятия — и в сей час надлежало погиб­нуть непорочности! Эраст чувствовал необыкновенное волнение в крови своей — никогда Лиза не казалась ему столь прелестною — никогда ее поцелуи не были столь пламенны — она ничего не зна­ла, ничего не подозревала, ничего не боялась — мрак вечера питал желания — ни одной звездочки не сияло на небе — никакой луч не мог осветить заблуждения. Эраст чувствовал в себе трепет — Лиза также, не зная, отчего — не зная, что с нею делается... Ах, Лиза, Лиза! Где ангел-хранитель твой? Где твоя невинность?

Заблуждение прошло в одну минуту. Лиза не понимала чувств своих, удивлялась и спрашивала. Эраст молчал — искал слов и не находил их. "Ах, я боюсь, — говорила Лиза, — боюсь того, что слу­чилось с нами! Мне казалось, что я умираю, что душа моя... Нет

не умею сказать этого!.. Ты молчишь, Эраст? Вздыхаешь?.. Боже мой! Что такое?” Между тем блеснула молния и грянул гром. Лиза вся задрожала. "Эраст, Эраст! - сказала она. - Мне страшно! Я боюсь, чтобы гром не убил меня, как преступницу!” Грозно шу­мела буря, дождь лился из черных облаков казалось, что на­тура сетовала о потерянной Лизиной невинности. Эраст старался успокоить Лизу и проводил ее до хижины. Слезы катились из глаз ее, когда она прощалась с ним. "Ах, Эраст! Уверь меня, что мы бу­дем по-прежнему счастливы!" — "Будем, .Лиза, будем! — отвечал он. — "Дай бог! Мне нельзя не верить словам твоим: ведь я люблю тебя! Только в сердце моем... Но полно! Прости! Завтра, завтра уви­димся”...

...Пять дней сряду она не видала его и была в величайшем бес­покойстве: в шестой пришел он с печальным лицом и сказал ей: "Любезная Лиза! Мне должно на несколько времени с тобою про­ститься. Ты знаешь, что у нас война, я в службе, полк мой идет в поход". Лиза побледнела и едва не упала в обморок.

Эраст ласкал ее, говорил, что он всегда будет любить милую Лизу и надеется по возвращении своем уже никогда с нею не рас­ставаться. Долго она молчала, потом залилась горькими слезами, схватила руку его и, взглянув на него со всею нежностию любви, спросила: "Тебе нельзя остаться?” — "Могу, — отвечал он, — но только с величайшим бесславием, с величайшим пятном для моей чести. Все будут презирать меня; все будут гнушаться мною, как трусом, как недостойным сыном отечества”. — "Ах, когда так, — сказала Лиза, — то поезжай, поезжай, куда Бог велит! Но тебя могут убить". — "Смерть за отечество не страшна, любезная Лиза”. — "Я умру, как скоро тебя не будет на свете”. — "Но зачем это думать? Я надеюсь остаться жив, надеюсь возвратиться к тебе, моему другу". — "Дай Бог! Дай Бог! Всякий день, всякий час буду о том молиться. Ах, для чего не умею ни читать, ни писать! Ты бы уведомлял меня обо всем, что с тобою случится, а я писала бы к тебе — о слезах своих!” — "Нет, береги себя, Лиза, береги для дру­га твоего. Я не хочу, чтобы ты без меня плакала”. — "Жестокий че­ловек! Ты думаешь лишить меня и этой отрады! Нет! Расставшись с тобою, разве тогда перестану плакать, когда высохнет сердце мое”. — "Думай о приятной минуте, в которую опять мы увидим* ^ся • ~ "Буду, буду думать об ней! Ах, если бы она пришла скорее! .Любезный, милый Эраст! Помни, помни свою бедную Лизу, кото­рая любит тебя более, нежели самое себя!”

Но я не могу описать всего, что они при сем случае говорили. На другой день надлежало быть последнему свиданию.

Эраст хотел проститься с Лизиною матерью, которая не могла от слез удержаться, слыша, что ласковый, пригожий барин ее дол­жен ехать на войну. Он принудил ее взять у него несколько денег, сказав: ‘‘Я не хочу, чтобы Лиза в мое отсутствие продавала работу свою, которая, по уговору, принадлежит мне”. Старушка осыпала его благословениями. "Дай господи, — говорила она, — чтобы ты к нам благополучно возвратился и чтобы я тебя еще раз увидела в здешней жизни! Авось-либо моя Лиза к тому времени найдет себе жениха по мыслям. Как бы я благодарила Бога, если б ты приехал к нашей свадьбе! Когда же у Лизы будут дети, знай, барин, что ты должен крестить их! Мне бы очень хотелось дожить до этого!” Лиза стояла подле матери и не смела взглянуть на нее. Читатель легко может вообразить себе, что она чувствовала в сию минуту.

Но что же чувствовала она тогда, когда Эраст, обняв ее в по­следний раз, в последний раз прижав к своему сердцу, сказал: "Прости, Лиза!..". Какая трогательная картина! Утренняя заря, как алое море, разливалась по восточному небу. Эраст стоял под ветвями высокого дуба, держа в объятиях свою бледную, томную, горестную подругу, которая, прощаясь с ним, прощалась с душою своею. Вся натура пребывала в молчании.

Лиза рыдала — Эраст плакал оставил ее — она упала — ста­ла на колени, подняла руки к небу и смотрела на Эраста, который удалялся — далее — далее — далее — и, наконец, скрылся, — вос­сияло солнце, и Лиза, оставленная, бедная, лишилась чувств и па­мяти.

Она пришла в себя — и свет показался ей уныл и печален. Все приятности натуры сокрылись для нее вместе с любезным ее серд­цу. "Ах! — думала она. — Для чего я осталась в этой пустыне? Что удерживает меня лететь вслед за милым Эрастом? Война не страш­на для меня; страшно там, где нет моего друга. С ним жить, с ним умереть хочу или смертню своею спасти его драгоценную жизнь. Постон, постой, любезный! Я лечу к тебе!” Уже хотела она бежать за Эрастом, но мысль: "У меня есть мать!” — остановила ее. Лиза вздохнула и, преклонив голову, тихими шагами пошла к своей хижине. С сего часа дни ее были днями тоски и горести, которую надлежало скрывать от нежной матери: тем более страдало сердце ее! Тогда только облегчалось оно, когда Лиза, уединяясь в густо­ту леса, могла свободно проливать слезы и стенать о разлуке с ми­лым. Часто печальная горлица соединяла жалобный голос свои с ее стенанием. Но иногда — хотя весьма редко — златой луч надеж­ды, луч утешения освещал мрак ее скорби. "Когда он возвратится ко мне, как я буду счастлива! Как все переменится!” От сеи мысли

прояснялся взор ее, розы на щеках освежались, и Лиза улыбалась, как майское утро после бурной ночи. Таким образом прошло около двух месяцев.

В один день Лиза должна была идти в Москву затем, чтобы ку­пить розовой воды, которой мать ее лечила глаза свои. На одной из больших улиц встретилась ей великолепная карета, и в сей карете увидела она - Эраста. "Ах!" — закричала Лиза и бросилась к нему, но карета проехала мимо и поворотила на двор. Эраст вышел и хо­тел уже идти на крыльцо огромного дому, как вдруг почувствовал себя в Лизиных объятиях. Он побледнел, потом, не отвечая ни слова на ее восклицания, взял ее за руку, привел в свой кабинет, запер дверь и сказал ей: "Лиза! Обстоятельства переменились; я помолвлен жениться; ты должна оставить меня в покое и для соб­ственного своего спокойствия забыть меня. Я любил тебя и теперь люблю, то есть желаю тебе всякого добра. Вот сто рублей — возьми их, — он положил ей деньги в карман, — позволь мне поцеловать тебя в последний раз — и поди домой”. Прежде нежели Лиза могла опомниться, он вывел ее из кабинета и сказал слуге: "Проводи эту девушку со двора".

Сердце мое обливается кровню в сию минуту. Я забываю человека в Эрасте — готов проклинать его но язык мой не дви­жется — смотрю на небо, и слеза катится по лицу моему. Ах! Для чего пишу не роман, а печальную быль?

Итак, Эраст обманул Лизу, сказав ей, что он едет в армию? Нет, он в самом деле был в армии, но, вместо того чтобы сражаться с не­приятелем, играл в карты и проиграл почти все свое имение. Скоро заключили мир, и Эраст возвратился в Москву, отягченный долга­ми. Ему оставался один способ поправить свои обстоятельства — жениться на пожилой богатой вдове, которая давно была влюбле­на в него. Он решился на то и поехал жить к ней в дом, посвятив искренний вздох Лизе своей. Но все сие может ли оправдать его?

Лиза очутилась на улице и в таком положении, которого ника­кое перо описать не может. "Он, он выгнал меня? Он любит дру­гую? Я погибла!” вот ее мысли, ее чувства! Жестокий обморок перервал их на время. Одна добрая женщина, которая шла по улице, остановилась над Лизою, лежавшею на земле, и старалась привести ее в память. Несчастная открыла глаза — встала с помо- щию сей доброй женщины, благодарила ее и пошла, сама не зная куда. "Мне нельзя жить, - думала Лиза, — нельзя!.. О, если бы упало на меня небо! Если бы земля поглотила бедную!.. Нет! небо не падает; земля не колеблется! Горе мне!" Она вышла из города и вдруг увидела себя на берегу глубокого пруда, под тению древних

дубов, которые за несколько недель перед тем были безмолвными свидетелями ее восторгов. Сие воспоминание потрясло ее душу; страшнейшее сердечное мучение изобразилось на лице ее. Но че­рез несколько минут погрузилась она в некоторую задумчивость — осмотрелась вокруг себя, увидела дочь своего соседа (нятнадца- тнлетнюю девушку), идущую по дороге, кликнула ее, вынула из кармана десять империалов и, подавая ей, сказала: "Любезная Анюта, любезная подружка! Отнеси эти деньги к матушке — они не краденые — скажи ей, что Лиза против нее виновата, что я таи­ла от нее любовь свою к одному жестокому человеку — к Э... на что знать его имя? Скажи, что он изменил мне, попроси, чтобы она меня простила, Бог будет ее помощником, поцелуй у нее руку так, как я теперь твою целую, скажи, что бедная Лиза велела поцело­вать ее, скажи, что я...” Тут она бросилась в воду. Анюта закрича­ла, заплакала, но не могла спасти ее, побежала в деревню — собра­лись люди и вытащили Лизу, но она была уже мертвая.

Таким образом кончила жизнь свою прекрасная душою и те­лом. Когда мы там, в новой жизни увидимся, я узнаю тебя, неж­ная Лиза!

Ее погребли близ пруда, под мрачным дубом, и поставили дере­вянный крест на ее могиле. Тут часто сижу в задумчивости, опер­шись на вместилище Лизина праха; в глазах моих струится пруд; надо мною шумят листья.

Лизина мать услышала о страшной смерти дочери своей, и кровь ее от ужаса охладела — глаза навек закрылись. Хижина опустела. В ней воет ветер, и суеверные поселяне, слыша по ночам сей шум, говорят: "Там стонет мертвец; там стонет бедная Лиза!".

Эраст был до конца жизни своей несчастлив. Узнав о судьбе Лизиной, он не мог утешиться и посчитал себя убийцею. Я по­знакомился с ним за год до его смерти. Он сам рассказал мне сию историю и привел меня к Лизиной могиле. Теперь, может быть, они уже примирились!

1792

1. В каких "приятных местах” любит гулить автор-рассказчик? Дайте опи­сание этих мест.

2.     Чем привлекают автора стены Симонова монастыря?

3.     Расскажите историю семьи Лизы.

4.     При каких обстоятельствах впервые встретились Лиза и Эраст?

5.     Перескажите эпизод, когда Эраст пришел домой к Лизе в первый раз.

6.     Какими рисует автор молодых людей? Найдите в тексте строки, помо­гающие составить их портреты.